– Чем? Десять дней назад ваш член… Совета Федерации, да еще и председатель Комитета по особым технологиям, приказал долго жить на здешнем побережье. Для тебя, я полагаю, это не тайна.
– Слухами земля полнится.
– Угу. Как ты там напел дежурному по телефону? «Барабан был плох, барабанщик – бог…» Ты ничего мне не хочешь сказать, раз уж вызвался?
– Нечего.
– Знаешь, что меня бесит, Олег?
– Известно что. Несовершенство мира.
– Вот я генерал, да?
– Тебе виднее.
– Но вы, московские т о в а р и щ и, относитесь ко мне как к генералу… какого-нибудь Лесото!
– Я – со всем уважением.
– Мы здесь работаем, Олег. Да, как и ваши, себя не забываем, но – не допустили за пятнадцать лет ни одного межнационального столкновения или конфликта! Даже серьезные беспорядки и те…
– …только с ведома, по согласованию и согласно поручению. Саша, перестань комплексовать, тебе не идет.
– Разве я не прав?
– Все образуется. Столетий через семь. Трудно ожидать, что к чиновнику страны, вся история которой насчитывает полтора десятка лет, будут относиться так же, как к адмиралу флота ее величества. Тебе что до того?
– Ты приехал из-за покойного сенатора, так?
– Нет.
– Тогда из-за чего?
– Я пытаюсь тебе объяснить, а ты…
– Витаю в прошлом?
– В том, что тебе кажется твоим прошлым.
– Я реалист, Олег. Работа такая.
– Все мы представляем ушедшее вовсе не таким, каким оно было в действительности… Ведь тогда нас окружали надежды, мечты, фантазии, которые так и не осуществились, а мы вспоминаем былое, уже чуть-чуть досочиняя его…
– Все, что я тебе рассказывал, правда.
– Только тогда тебе еще было страшно, больно, глаза заливал пот, душа трепетала, и, пока вы пробирались к своим, не раз и не два приходила мысль – что было бы, если бы ты был не здесь… И ты глушил эту мысль волей, и делал работу, потому иначе было не выжить… А потом напивался и обкуривался до полного одеревенения, чтобы не сжигать вернувшимся страхом нервы…
– Ты понимаешь…
– Что с тобою теперь, Саша?
– Много чего. Много чего произошло в Бактрии за крайние три месяца. Или чуть больше. И непонятно здесь – все. А тут еще этот труп чернокожий…
– Отчего он скончался? – спросил я безразличным тоном, стараясь, чтобы голос мой звучал ровно и равнодушно.
– Непонятно. Эксперты работают. А до этого была – не знаю, как сказать, – потасовка с перестрелкой или наоборот. У покойного подбит глаз, эксперты обнаружили осколки солнцезащитных очков и – выбоины от пуль в штукатурке дома. Еще – гильзы от «полицай-беретты». Две. Но не оружие. И – выстрелов никто не слышал. Совсем. Выходит, палят в Бактрии из «тишака» среди бела дня! Ах, как мне это все не нравится!
Сказать генералу, что мне это нравится еще меньше? А что, если «черный человек» скончался от моего удара? Этого не может быть, но… Доказывать необходимую оборону при отсутствии оружия – дело муторное и бесперспективное. А с наличием оного – и вообще глухое. Потому и пистолет отправил я по частям в море еще на набережной.
– Глушняк, – произнес Гнатюк, и я даже испугался, что сказал что-то забывшись, вслух. – Как и все из того, что произошло за эти месяцы. Ты что не пьешь?
– Не хочу.
– А я выпью еще пару капель. Назвался груздем – не поминай лихом. У тебя остались мечты, Олег?
– Смутные.
– Лучше, чем никаких. Тогда традиционный. – Сашка чуть скривился в улыбке. – За сбычу мечт! – Генерал разжевал лимонную дольку, прищурился по-ленински, чуть склонив голову. – Так что, товарищ? Будем правду говорить или сироту из себя строить?
Взгляд генерала был насмешливым и жестким. Мне подумалось вдруг: а не спровоцировал ли сам Александр Петрович мне эту скверную встречу на пустыре? Но мысль сия промелькнула и была отвергнута за полной ее вздорностью. Я, конечно, редкая птица, но не настолько важная, чтобы…
– Ты знаешь, почему покинул я столицу и прибыл сюда разбираться? – спросил он.
– Ты здесь обжился, возглавлял отдел, потом – управление в Симферополе, всех знаешь, тебя все знают, вот и…
– Творится здесь черт-те что! И концы, я полагаю, схоронены в архивах вашей конторы!
– Я здесь при чем?
– Ни при чем? Зачем приехал, Дронов?
– По частному делу. У меня испросили совета.
– Кто?
– Некая Анета Дэниэлс, гражданка Австралии.
– На предмет?
– Ее папа, Дэвид Дэниэлс, приехал в Бактрию туристом.
– Туристом?
– Ага.
– В Австралии ему моря показалось мало?
– У него здесь оказались дела.
– В Бактрии?
– Да.
– У нас всех предприятий было – заводик по переработке кильки и… база боевых пловцов. И оба загнулись еще в перестройку. Или чуть позже. А может, он к гадалке?
– Коллекционер. Монеты собирает. Как ваш президент.
– Президенты, Дронов, собирают не монеты, а пакеты акций. Лучше – контрольные.
Глава 37
Подумав недолго, я согласился:
– Твоя правда, генерал. Контрольный пакет всегда лучше, чем контрольный выстрел.
– Ну и шутки у тебя… Так что с австралийцем?
Говорить, что Дэниэлс еще и нигериец ко всему? Повременим. Вот только сердце мне вещует: если и был Дэниэлс в особняке Гнатюка – тот о том ни сном ни духом. Хотя… Если уж у меня насчет честного торгового коммивояжерства папы Дэниэлса возникли далеко не смутные подозрения, то генерал может знать наверняка, кто сей африканский перчик на самом деле и с чем его едят… И сейчас профессионально мутит воду в этом не самом тихом из омутов под названием Бактрия…
– Пропал, – бросил я коротко.
– Давно?
– Три дня как.
– Места у нас веселые… Три дня – как один. Я уже не говорю о ночах.
– Родственникам этого не объяснишь.
– С собою у него были деньги?
– Карманные.
– Анета – его жена?
– Дочь.
– В милицию обращалась?
– Да.
– И – что?
– Не показалось ей там.
– Заявление оставила?
– Нет.
– Почему?
– Говорю же: не показалось.
– Может, она что-то не так поняла? С ней был переводчик?
