Книга Охота на медведя, страница 47. Автор книги Петр Катериничев

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Охота на медведя»

Cтраница 47

Вокруг была тьма. Кромешная. Из этой тьмы прямо на Олега неслись яркие желтые огни... Он замер, сердце запульсировало близким ужасом небытия, но фары несущегося автомобиля проскочили словно сквозь него. Вместо этого слепящее жало острой лазерной вспышки отточенным стилетом пронзило пространство, а дальше...

Резкий скрежет железа, белые галогенные лучи косо расчертили черноту зимней ночи и замерли, глядя в близкое небо беспомощно, безжизненно и бесстрастно.

Снежинки падали и чуть искрились в этом странном свете, и казалось, там, в дальней дали, свет этот превращается в сияние и теряется в бесконечности...

— Вы только не подумайте, Олег Федорович... — начал измученный затянувшейся паузой Кузнецов.

— Что? — Олег поднял на него невидящий взгляд.

— Вы не подумайте, я... я еще тогда понял, что убили отца вашего... Но к милиции не вышел: испугался. Там же тот был, который всем дирижировал...

Гаишники — что? Им только штрафы брать. Ну сказал бы я им, что видел, а разило от меня, как от разбитого штофа; послушали бы, сказали, пьяный, да и сунули бы, чего доброго, в вытрезвитель. Или — в клетку — до выяснения. Особливо если бы им тот, главный, денег сунул. Он бы дал, чего ему... А там... Я бы до утра не дожил.

Олег кивнул:

— Я вас не виню ни в чем. — Помолчал, спросил:

— Почему вы не пришли ко мне сразу?

— Я? — Валентин Алексеевич странно замельтешил глазами, покраснел.

Казалось, этим вопросом Гринев застал Кузнецова врасплох.

Олег закурил, прищурился от попавшего в глаза дыма, а сомнение в правдивости визитера возникло вновь. Да, логично: некто выдумал версию об убийстве Гринева-старшего и подослал к Олегу визитера: актера с талантом незаурядного импровизатора. И тот отрабатывает полученный гонорар.

— Вы. Вам ведь и полгода назад нужны были деньги. А явились только теперь.

— Я боялся.

— Теперь перестали?

— Теперь — тоже... Но тогда... тогда я вообще никому об этом не сказал.

Даже Тоне, жене. Гаишники уехали, уехал и тот, кто организовал убийство. А я еще с час мерз в машине, как хорек какой, даже пискнуть боялся: а ну, думаю, сели в засаду эти... И — меня так же вот приложат? Не, умом я понимал: ну кому я нужен? А душа словно в силках: бьется, как пойманная птичка, и сам я — с места двинуться не могу. И жутко — до тошноты. Тронулся, когда уже совсем ночь легла. И ехал обходной дорогой. К дому добрался уже в четвертом часу. Ночи. У нас там магазин круглосуточный есть, ну и взял я уже водки большую бутылку, литровую, какой-то водички, запить. И трясло меня, как окаянного, продавец еще, парниша, глядючи на меня, головой покачал: дескать, с бодуна я великого, и даже спросил: «Аршин» — то есть, батя?"

Как без стакана? Был у меня в бардачке. Я двести грамм прям в машине накатил, потом в лифт, на площадке перед квартирой еще стакан, залпом. И — домой.

Только Антонина спросонья что-то причитать собралась — у ней по настроению, когда слезы льет, когда дерется, если я на рогах прихожу, — так вот, я сам рявкнул на нее, зверь зверем... И бутылка в руке, она отнимать заопасалась, и утром не забрала: боялась. Потому как в злобе я и сам крепко приложить могу, рука тяжелая. А отчего злоба та? Да ото всего: и от страха, а пуще — от окаянства жизни нынешней.

— Вы так полгода и молчали?

— Ну. Никому ни гугу. Если б те ребята вашего отца из «Калашникова» посекли или с дороги столкнули — оно бы ясно: бандюки. Они хоть и лютые, а понятные. А то — лазером. Совсем другого разбора гуси.

— Вы догадались, что это был лазер?

— Да, чай, не вовсе сельские, в столице все же таки живем, телевизор смотрим, — с обидой даже отозвался Кузнецов. — Там покажут и не такое.

— И все-таки... почему пришли сейчас?

Кузнецов понуро опустил голову:

— По правде?

— Да.

— Век бы мне у вас не бывать да этих денег не видать. Только — проговорился я. По пьянке.

— Кому?

— Антонине моей, кому ж еще? Не навовсе я пропитый, чтоб об таком в шалмане зряшном разглагольствовать. Жить-то охота. А тут — накатило, да и в себе страх носить полгода сделалось невмоготу. Вот Антонине и открылся. Думал — полегчает. Куда там: баба как взъелась. И козлом, и дебилом, и кем похлеще величать стала. Сказала, у Гриневых сын, вы то есть, богатей. Новый русский. И чтобы я пошел и все рассказал, а за то нам премия выйдет.

Кузнецов снова вздохнул:

— Она и Люське, дочери, не сдержалась, пересказала. И — давай они вдвоем меня пилить, в четыре, значит, руки — только стружка летела. То кричат, то плачут, то поклонами умоляют, то стращают... И — махнул я рукой; чего теперь: то, что знает баба, — знает и свинья. А то, об чем две проведали, — весь свинарник судачить будет. Вместе с коровником. Вот я и пришел. А если честно...

Теперь, когда вам все обсказал, даже легче стало: зачем теперь, если чего, им меня убивать? Ну тем, которые... — Кузнецов снова вздохнул, добавил неуверенно, но искренне:

— Ну и совесть мучила. Все ж человек был родитель ваш, отец, значит, не знал я его совсем, а зла мне не делал, а его — будто хлам бутафорский списали. Не по-христиански это. А мир — лютым совсем стал. И потакать ему совестно, и не потакать страшно: самого убьют. Вот и мечешься, как побитая бездомная дворняга: и к людям хочется, в тепло, и людей боязно. Я так себе думаю: простые люди жизни теперешней страшатся, каждый сам в себе и — не определить, кто какой: все в личинах ходят. Вот как.

— Но вы-то опознать убийц сможете?

— Как это — опознать? — испугался Кузнецов. — Не, если в милицию или прокуратуру какую, так я — ничего не видел и не слышал! Ото всего отопрусь! — Кузнецов посмотрел на плотную пачку долларов тоскливым взглядом. — Зачем мертвому деньги? На том свете все бесплатно: и муки, и радости.

Глава 44

— Но частным образом вы их опознаете?

— Частным? — переспросил визитер, мучительно соображая, что это означает.

Вообще-то, он не, производил впечатления тугодума, но, видимо, все-таки охмелел. — Это как?

— Предположим, по фотографии.

— Не в милиции?

— Нет. Здесь.

— Чего ж не опознать, опознаю. Но не всех троих, того, который старший. И может, еще одного.

— Руководителя точно опознаете?

— Точно. У него родинка на щеке приметная. И — усики.

— Вот как раз родинку и усики и приладить, и убрать — легче легкого.

— А, вспомнил! Какие-никакие координаты этого, старшого, который начальник, в милиции должны быть. Он же ее, гаишников в смысле, и вызвал. Потом вроде еще кто-то приезжал: не знаю, может, из прокуратуры, может, еще откуда: человек все ж погиб. Они данные этого малого должны были зафиксировать? Думаю, у них так положено.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация