294
Критика субъективных чувств ценностей. Совесть. Некогда делали умозаключение — совесть осуждает данный поступок, следовательно этот поступок предосудителен.
В действительности совесть осуждает поступок потому, что он долгое время был осуждаем. Она только повторяет, она не создаёт ценностей. То, что некогда привело к осуждению известных поступков, было не совесть, а знакомство с их следствиями (или предубеждение против них)... Одобрение совести, отрадное чувство «внутреннего мира» — явления того же порядка, как и наслаждение художника своим произведением, — оно ничего не доказывает... Довольство собой столь же мало может быть мерилом того, к чему оно относится, как его отсутствие может служить аргументом против ценности известной вещи. Мы далеко не имеем достаточно знаний, чтобы быть в состоянии измерять ценность наших поступков, к тому же нам недостаёт способности относиться к ним объективно — даже если мы порицаем известный поступок, мы являемся не судьями, а стороной... Благородные порывы, как спутники поступков, ничего не доказывают касательно их ценности — художник может даже в состоянии величайшего пафоса произвести на свет ничтожную вещь. Скорее следовало бы сказать, что эти порывы обманчивы: они отвлекают наш взгляд, нашу силу от критики, осторожности, от подозрения, что мы делаем глупость... они делают нас глупыми.
295
Мы наследники совершавшихся в течение двух тысячелетий вивисекций совести и самораспятия: в этом наш продолжительнейший опыт, наше мастерство, может быть и, во всяком случае, наша утончённость. Мы тесно связали естественные склонности с дурной совестью.
Возможен был бы обратный опыт: связать с дурной совестью неестественные склонности, я разумею наклонности к потустороннему, к тому, что противоречит чувству, мышлению, к немыслимому, противоестественному, — короче говоря, все прежние идеалы, которые все, без исключения, были идеалами мирооклеветания.
296
Великие преступления в психологии:
1) что все формы неприятного и несчастья неправильно связывали с несправедливостью (виною) — (у страдания отняли его невинность);
2) что все сильные чувства удовольствия (задор, сладострастие, триумф, гордость, смелость, познание, уверенность в себе и счастье) клеймились как соблазн, как грех, как нечто подозрительное;
3) что чувства слабости, сокровеннейшие проявления трусости, недостаток уверенности в себе назывались священными именами и проповедывались как желательные в высшем смысле;
4) что всё великое в человеке неправильно интерпретировалось как самоотречение, как самопожертвование в интересах чего-то другого, для других; что даже у познающего, даже в художнике обезличение изображалось как источник его высшего познания и мощи;
5) что любовь была подменена преданностью (и альтруизмом) в то время как она есть присоединение к себе или уделение от чрезмерного богатства личности. Только самые цельные личности могут любить; обезличенные, «объективные» — суть самые плохие любовники (пусть спросят самок!). Это справедливо также в отношении любви к Богу и «отечеству»; нужно иметь твёрдую опору в себе самом (эгоизм как растворение личности в «я»; альтруизм как растворение личности в другом);
6) жизнь как наказание, счастье как искушение; страсти как нечто бесовское, доверие к себе как нечто безбожное.
Вся эта психология есть психология воспрепятствования, своего рода замуровывание из страха: с одной стороны толпа (неудачники и посредственные) хочет таким способом оградить себя от более сильных (и помешать их развитию), с другой стороны — сделать священными и единственно достойными почитания те влечения, которым она больше всего обязана своим преуспеванием. Ср. священнослужители у евреев
{195}.
297
Следы пренебрежения к природе под влиянием трансцендентной морали: возвеличение самоотречения, культ альтруизма; вера в возмездие в пределах игры следствий, вера в «доброту», даже в «гений», как мнимые следствия самоотречения, продолжающееся освящение церковью гражданской жизни; абсолютное нежелание понимать историю (как воспитательное средство в целях морализирования) или пессимизм в воззрениях на историю (последний такое же следствие обесценивания природы, как псевдооправдание истории, нежелание видеть то, что видит пессимист).
298
«Мораль ради морали» — важная ступень в денатурализации последней: мораль сама является в роли верховной ценности. В этой фазе она пропитывает собой религию: например в иудействе. Но есть и такая фаза, где она снова отмежёвывает от себя религию, где ей никакой Бог недостаточно «морален», поэтому она предпочитает безличный идеал... Это имеет место в настоящее время.
«Искусство ради искусства» столь же опасный принцип: этим вносится мнимая противоположность в вещи, — в результате оклеветание реальности («идеализация в сторону безобразного»
{196}). Отрывая известный идеал от действительности, мы тем самым унижаем действительность, делаем её беднее содержанием, клевещем на неё. «Прекрасное ради прекрасного», «истинное ради истинного», «добро ради добра» — это три формы враждебного отношения к действительности.
Искусство, познание, мораль — суть средства: вместо того, чтобы видеть в них тенденцию к повышению уровня жизни, их привели в связь с противоположностью жизни, с «Богом» — как некоторые откровения высшего мира, который просвечивает в них время от времени...
«Прекрасное» и «безобразное», «истинное» и «ложное», «добро и зло» — эти разграничения и антагонизмы указывают на условия существования и повышения, не человека вообще, а некоторых замкнутых и прочных комплексов, которые стремятся отмежеваться от своих противников. Война, которая отсюда возникает, и есть самое существенное при этом: она есть средство отграничения, которое усиливает изоляцию...
299
Моралистический натурализм: сведение мнимо-эмансипированной, сверхъестественной ценности морали к её истинной «природе», т. е. к естественной имморальности, к естественной полезности и т. д.
Я мог бы определить тенденцию настоящих изысканий как «моралистический натурализм». Моя задача заключается в том, чтобы привести мнимо-эмансипированные и утратившие свою природу моральные ценности назад к их природе, т. е. к их естественной «имморальности».
NB. Сравнить со «святостью» евреев и её естественным основанием; совершенно так же обстоит дело с возведённым в верховенство нравственным законом, оторванным от связи с его природой (до противоположности к природе).
Ступени денатурализации морали (так называемой идеализации); мораль как:
