– Фу, – сказала Ритка, – чего сидишь, как кукла? Ну-ка тяни
за лапы!
В самый разгар действа появилась Маруся. Мигом поняв, что
происходит, она тут же включилась в ситуацию. Теперь я держала кота, а Ритка и
Машка пытались запихнуть несчастного в шубу. Масик легко справлялся с тремя
идиотками, размахивая когтистыми лапами. Потом я почувствовала, как по коленям
потекла горячая жидкость.
– Он меня описал! – закричала я.
– Подумаешь, – тяжело дыша, ответила Ритка, – не сахарная,
помоешься.
– Чем вы тут занимаетесь? – всунула голову в комнату Зайка.
– Потом объясним! – заорала Маня. – Видишь «молнию»?
– Где? – изумилась Ольга.
– У Масика на спине, застегни скорей.
Зайка, не задавая лишних вопросов, выполнила требуемое.
– Слава богу, – вздохнула Ритка.
Я отпустила кота.
– Чего вы с ним сделали? – поинтересовалась Зайка.
Ритка принялась с жаром рассказывать про комбинезон.
– По-моему, он Масику не слишком нравится, – вздохнула Маня,
– вон как злится.
Кот бешено крутился на одном месте. Масику было наплевать,
что на него с превеликим трудом нацепили страшно дорогой и супермодный
комбинезон. Несчастное животное пыталось содрать с себя теплую одежду.
Возможно, ему нравилось ходить лысым, а, может, Масику не по душе мех норки,
вполне вероятно, что он предпочитает шиншиллу.
– Во обозлился, – качала головой Маня, глядя, как «сыночек»
с воем носится по моей спальне, роняя мебель, – может, снять с него шубу-то?
– Ни за что, – отрезала Ритка, – сейчас привыкнет. Я лучше
знаю, как со своим ребенком поступить.
Тяжелый вздох вырвался из моей груди. Еще одно родительское
заблуждение. Всовывают в руки мальчика, страстно мечтающего о карьере
футболиста, скрипку, таскают сопротивляющееся чадо в музыкальную школу,
приговаривая: «Мама знает, чем тебе лучше всего заняться…» И в результате
вместо счастливого человека, великого голкипера или популярного нападающего,
получают пятнадцатисортного скрипача, вынужденного с тоской «перепиливать
ящик». Чем же футбол хуже скрипки, а?
– Что у вас тут происходит? – недовольно спросил Дегтярев,
входя в спальню. – Стук, топот…
Маня, Зайка и Рита, перебивая друг друга, начали
рассказывать полковнику, какой чудесный комбинезон приобрела Рита и как мы
натягивали его на Масика.
Александр Михайлович задумчиво поглядел на беснующегося
кота.
– Странно, однако.
– Что? – напряглась Замощина.
– Шапка где?
– Чего? – разинула рот Маня.
– К шубейке, – совершенно спокойно констатировал приятель, –
должен прилагаться капор или, на худой конец, берет. А то глупо выглядит, тело
прикрыто, а голова голая.
Не успел он докончить фразу, как Масик внезапно упал на
ковер и взвыл. Никогда еще я не слышала звука, в котором бы слышалось столько
тоски. Плач на реках вавилонских – ничто по сравнению с тем воплем, который
издал несчастный кот.
– Вы как хотите, – сурово заявила Зайка, – а я больше не
способна наблюдать мучения животного. Комбинезон надо снять. Масик, кис-кис…
Иди сюда.
Но кот, наученный горьким опытом общения с нами, мигом
забился под туалетный столик. Он затаился в самом дальнем углу и, лихорадочно
блестя глазами, продолжал издавать жуткие воющие звуки.
– Надо поднять столик, ну-ка, Дегтярев, действуй, – велела
полковнику Ольга.
Александр Михайлович подошел, ухватился, поднатужился…
Баночки с кремом, расчески, губная помада попадали на пол. В ту же секунду кот
быстрее молнии прошмыгнул мимо ног полковника и метнулся в новое убежище.
Дегтярев, испугавшись, шарахнулся в сторону, наступил на валявшуюся на полу
подушку, заорал, выпустил столик… Масик заметался по комнате, потом, обезумев,
впрыгнул в короб, где Черри, распластавшись, закрывала собой щенков и котят.
Пуделиха, уже слегка подслеповатая и никогда не отличавшаяся хорошим нюхом,
взвыла и попыталась цапнуть непонятное существо. Несчастный кот ринулся в
сторону и взлетел по занавескам вверх…
– Уф, – сказал Дегтярев, – столик-то сломался.
– Наплевать, – бодро сообщила Машка, – жуткий урод был,
никогда он мне не нравился.
Я только вздохнула. Старинный туалетный столик, единственная
вещь, оставшаяся от моей бабушки, помню его с детства, и, хотя домашние
многократно приказывали «выбросить рухлядь», я поставила его в своей спальне из
ностальгических чувств.
– Масик, Масик, – засюсюкала Ритка, подбираясь к занавескам,
– мой любимый котик, иди к мамусе.
Но вредный кот ждал теперь от «матери» только самого
плохого. Стоило Замощиной колыхнуть драпировку, как загнанное животное с
утробным воплем прыгнуло на люстру.
Светильник угрожающе закачался.
– Сейчас упадет, – спокойно сообщил полковник.
– Масик? – ошарашенно спросила Зайка.
– Нет, сначала светильник, – уточнил Дегтярев, – а уж потом,
конечно, и лысик.
Не успел он договорить фразу, как раздался треск, и красивая
люстра рухнула на пол. В разные стороны дождем взметнулись осколки. Я наблюдала
за происходящим, как если бы это был интересный кинофильм. Жаль только, что
нельзя выключить звук – слишком уж противно визжит Ритка:
– Сыночка убили! Масик мой, Масик!
Впрочем, Зайка не отставала от нее:
– Ой, ой, ой, жуть какая!
Но громче всех орала Маня:
– Щенков засыпало, катастрофа!!!
Три крещендо слились, превратившись в единый хор,
исполнявший форте песню о катастрофе.
– Мать, – раздался в самый кульминационный момент ледяной
голос Аркадия, – а ну-ка иди сюда немедленно.
Чувствуя себя нашкодившей школьницей, я выползла в коридор
и, заискивающе, снизу вверх, глядя на почти двухметрового сына, робко
поинтересовалась:
– Случилось чего?
– Я не спрашиваю тебя, – тоном, от которого веяло всеми
морозами Арктики, заявил Кеша, – я никогда не спрашиваю тебя, где ты шляешься
дни напролет…
