Снова кивок. Конечно, Егор помнит тех геодезистов.
– Витя нанял двух мужиков в Орхояне. Они сказали, что механики, их ссадили с корабля за пьянку. Механики были нужны, чтобы осмотреть самолёт и сказать, как его можно починить.
– Зачем ему самолёт? – спросил Егор. – Он старый и совсем сломанный.
Моё сердце подскочило аж до затылка. Егор знает, где лежит этот окаянный аэроплан! Ну ещё бы, он родился здесь и прошёл каждую сопочку, каждый распадок.
– Эти самолёты, Егор, – очень большая ценность сейчас. Их почти не осталось, богатые люди их покупают в разных странах, чинят их и на них летают. За них платят очень большие деньги.
– На этом самолёте летать точно нельзя, – убеждённо сказал Егор. – Когда увидишь – поймёшь.
– Да пёс с ним сейчас, с этим самолётом, – мрачно сказал я. – Эти механики оказались убийцами. Настоящими убийцами. Смотри, с чем они ехали.
Я развязал рюкзак и достал пистолет, который снял с Коляна. Тускло сияющий матовыми пластиковыми поверхностями, чистый, без царапин и пылинок, он по-прежнему производил совершенно инородное впечатление среди этой корявой, заросшей неровным кустарником тундры, как обломок космического корабля в бомжачьей конуре в Орхояне.
– Весь лёгкий. Пластмассовый. – Егор взвесил его на руке. – Для дураков сделан. Вертолёт они взорвали?
– Нет, с вертолётом они ни при чём. Это Заяц, мудак, царство ему небесное, лично постарался. Восходящий поток воздуха приподнял его и ударил о склон. Очень низко летели, он сам упал.
– Значит, сам упал. Мы видели, – точно так же, без всяких эмоций, сказал Егор. – У нас стойбище было на другой стороне сопки. Вы в тумане пролетели мимо.
Сердце у меня, только что бившее в уши, сразу упало.
– Стойбище… было?
– Мы откочевали. К Тайменному озеру. Вчера ушли. У нас троих убили. Маню Слепцову, Сеню Панкратова и Федю Тяньги.
Рассказ Егора был прост. Наш вертолёт прошёл в полукилометре от стойбища и рухнул в двух верстах от него. Оленеводы поняли, что случилось неладное, и послали несколько человек посмотреть, что творится. Мы в это время уже отошли далеко, но нас тем не менее заметили. Ребята, пасшие стадо, наблюдали за обломками вертолёта сверху, а подростки осматривали их внизу. Когда появился второй вертолёт, все восприняли это с облегчением – спасатели прилетели…
А потом вертолёт «спасателей» завис в воздухе, дверь его отворилась, и оттуда начали стрелять из автоматов.
– Как волков постреляли, – горько сказал Егор. – Потом сели и добили. Долго в обломках копались. Пока копались, Илья, он на сопке сидел, побежал в стойбище, там чумы, палатки сняли. Когда вертолёт снова поднялся, стойбища уже не было. Они два круга сделали, потом к морю пошли.
– Они высадили кого-нибудь? – спросил я, заранее предугадывая ответ.
– Десять человек. Одеты, как немцы в кино. В касках. Рюкзаки огромные. Двое у вертолёта сидят, караулят. Восемь вас ищут. И нас тоже. Это – бандиты?
– Бандиты, – сказал я уверенно. – Вы гонца в Орхоян послали?
– Зачем? – пожал плечами Егор. – Нас в прошлом году менты ограбили. Прилетели на вертолёте, убили десять оленей из автоматов, сказали – они всё равно нигде не числятся. Мы решили – ещё раз вертолёт над стадом полетит – будем уже сами стрелять. Мы никому не нужны, и нам никто не нужен. А Витя, друг твой, – он что, лётчик?
– Да нет, какой лётчик… Бизнесмен.
– Бизнесмен, – с нескрываемым презрением сказал Егор, – хотел клад найти. Самолёт… Не повезло ему. Самолёт этот от старости на куски развалился. Да я покажу, только… А стрелять он умеет?
– Егор, а может, мы его в стойбище? К женщинам? – Ежу было ясно, что боец из Виктора никакой, хоть по имени и звался он «Победителем».
– Н-е-е, – протянул Егор, – бизнесмена к женщинам… Не-е-е… Приставать начнёт, однако… Но и не бросишь же его тут… Может, зарежем?
– Значит, со мной пойдёт, – отрезал я.
– С тобой? А ты что, не с нами? Ты хоть и здоровый, но человек из нас, однако. Хоть не оленевод, но всю жизнь в тундре. Охотник, стрелок, однако.
Егор произносил это «однако» с едва заметной усмешкой, отдавая дань бесчисленным анекдотам про чукчей, именем которых большинство русских называют скопом всех северных аборигенов.
– Егор, эти восемь бойцов ищут нас? Вот и пусть ищут.
– Закурить надо, однако, – протянул Егор. – Здесь, под кустами, можно. Ветки дым словят.
Егор выкурил четыре сигареты, пока мы обсуждали пришедший мне в голову план.
– Хорошо. Я говорю – иногда ты дурак, когда болотники в мешке носишь, а иногда умный, как ламут почти. Всё закончим, иди с нами кочевать – любую девку за тебя отдадим.
– А с Витькой что? – засмеялся я.
– А что с ним? В Орхоян отвезём, пусть там с кочегарами бичует. Его там никто не найдёт…
– Ладно планы строить. Сперва сделать надо.
В моей стратегии сразу обозначилось слабое звено. Дело в том, что, по словам Егора Тяньги, мне практически удалось запутать следы, и наши преследователи, все как есть, в касках и бронежилетах, месили тундру в пятнадцати километрах к северо-востоку. Для того чтобы «завернуть» их сюда, надо было обозначить им наше присутствие. В принципе, это было несложно. Егор что-то тихо шепнул, и из кустов скользнули ещё два пастушонка.
– Пойдёте на Чихлан, – распорядился старший оленевод, на моих глазах превращаясь в военного вождя. – Там вполсопки надо развести костёр. Большой, будто люди грелись и от комара спасались. Надо, чтобы его те увидели. Ну, а чтоб поняли, будто это Зим там стоял, придётся тебе тапки нам отдать. Мы твои следы делать будем.
Через десять минут пастушата, вооружённые моими ботинками и кроссовками Витька, исчезли в стланике.
– А что с теми, у разбившегося вертолёта, делать будем?
– Подождём, пока к нему другой вертолёт сядет, – как о чём-то решённом сказал Егор.
Виктор, пока ещё Москвич
Люди, подошедшие к нам, выглядели совершенно затрапезно и на первый взгляд – даже жалко. Невысокие, худые, одетые в полинявшие и выцветшие штормовки и болотные сапоги с откатанными вниз и многократно завёрнутыми «гармонью» голенищами, они напоминали бедных крестьян с картин русских передвижников начала XX века. Со второго же взгляда ты оценивал ширину плеч и незаурядную силу мускулов, которая проглядывалась в каждом движении, начиная с того, как человек поднимал с земли любой предмет, от брошенного окурка до тридцатикилограммового рюкзака. Этим же вторым взглядом ты понимаешь, что одежда этих людей старая, рваная и штопаная, но – чистая. Чистая, так же, как и вычищено и аккуратно подобрано всё их снаряжение и оружие: каждый ремешок, каждая деталь его носила следы ручной подгонки, а эта ручная подгонка была следствием десятилетнего, если не столетнего опыта существования в этих горах на самом краю обитаемой земли – Северном Приохотье.
