Нимак строго следил за тем, чтобы ни одной капли крови не упало на землю. Часть добычи: голову, внутренности, переднюю часть туши, конечности после разделки убитого медведя увозили в стойбище в тот же день, когда разделывали, а остальную часть — на следующий день. По возвращении домой после разделки нимак готовился к устройству общемужского пира-праздника уркачак. Женщины, заметив эти приготовления и догадавшись о добыче, уходили из юрты нимака, уркачак был внутренним праздником мужчин одного стойбища, одного рода. Охотнику, нашедшему берлогу, нимак отдавал желчь медведя, которая использовалась как лекарство, желая ему терпения и стойкости. Всё медвежье мясо полагалось съесть за три дня. Впрок медвежатина не заготовлялась. Собакам грызть кости и лизать капли крови медведя строго запрещалось. Всех их уводили подальше и привязывали.
Когда мясо было готово, все мужчины собирались в юрте нимака, усаживались вокруг очага строго по старшинству.
На почётном месте рядом с самым старшим, нимаком, справа от него садился охотник, нашедший берлогу. Нимак вынимал мясо, разрезал его на кусочки и подавал всем по очереди на кончике ножа. Нимак, медленно отрезая по кусочку, подавал всем по очереди, соблюдая старшинство. Мясо из передней части туши было наиболее священным, его ели не спеша, благоговейно. По окончании обряда поедания мяса убитого медведя устраивали спортивные состязания, боролись и веселились. Старики говорили, что медведь не терпит неуважения, а кто грызёт его мясо, ест со смехом, вольничает, того <он>, медведь, обязательно накажет при случае.
На рассвете мужчины, оставшись в юрте нимака, устроителя праздника уркачак, готовились к заключительной его части — похоронам черепа и скелета медведя. Кости убитого и съеденного медведя собирались в анатомическом порядке. Бросать их, небрежно кидать не полагалось. Хоронили медведя так, как в старину хоронили людей: на деревьях, стоящих близко друг к другу, устраивали специальный помост-площадку, куда складывали весь скелет и череп. Сначала устраивали обряд наряжения — анигадык.
Если убитый медведь был самец, на глазные впадины черепа делали подобие очков, из коры, на ушные отверстия прикрепляли деревянные серьги. Запястья обёртывали браслетами из коры. Если это была медведица, то череп, кроме серёг и очков украшался чем-то вроде ленты из коры, к затылку привязывалась коса из той же коры».
«Восточный» культ заключался в жертвоприношении (т. е. убиении) медведя, обставленном особым образом. Назначенного в жертву медведя ловили живьём в лесу, содержали (иногда довольно долгое время — до нескольких лет) специальным образом, а затем с большой помпой отправляли на тот свет.
Наверное, лучше всего этот культ и сопутствующий ему медвежий праздник описаны в сказаниях первых русских землепроходцев для полувымершего народа айнов — «мохнатых курильцев», — ставшего позднее жертвой чудовищного геноцида со стороны японцев.
Айны сегодня — крохотный народец, обитающий на севере острова Хоккайдо и ещё чуть-чуть на Сахалине и Курильских островах. Происхождение его, как у всякого уважающего себя народа, окутано тайной, но некоторые исследователи относят айнов к протоавстралоидам, т. е. одним из самым древних человеческих рас.
Территории, заселённые айнами, отнюдь не были раем на земле, особенно это касалось крупных зверей — самого доступного источника мясной пищи для племён охотников и собирателей. Из крупных млекопитающих самым многочисленным зверем на островах был наш герой — бурый медведь.
Медвежатина действительно служила айнам главной пищей: они употребляли её как в сыром, так и в солёном виде. Кроме того, медвежьи шкуры служили им в качестве одежды и убранства жилища. Поэтому не было ничего удивительного в том, что для них важнейшим предметом культа был убитый медведь. По приведённым выше резонам айны убивали медведя при первой возможности, но при разделке туши старались умиротворить божество, представителя которого они убили, с помощью целой системы челобитий и просительных обращений. Подобно нашим старым знакомым, эвенкам, убив медведя, айны усаживались, свидетельствовали ему своё почтение, отвешивали поклоны и приносили дары. Если медведь попадался в ловушку и ранился, охотники справляли покаянный, искупительный обряд.
Медведь в удэгейской одежде.
Черепами убитых медведей айны украшали свои дома, они висели на почётных местах, их устанавливали также на священных столбах, находящихся снаружи. Обращались с этими черепами весьма почтительно: айны совершали в их честь возлияния пивом и саке, называли их божественными хранителями и дорогими божествами. Эти трофеи также считались магическим средством против злых духов и оракулами.
Интересно, что живые медведи (и особенно медведи на воле) совершенно не служат объектами культа у этого народа; айны скорее избегали их, совершенно справедливо считая их коварными и вероломными животными.
Для праздника айны в конце зимы ловили и приводили в селение маленького медвежонка. Если он был совсем мал, находилась женщина, которая выкармливала его своим молоком; если же подходящей кормилицы не оказывалось, медвежонка кормили из рук пережёванной пищей. Когда медвежонок подрастал, его помещали в крепкую деревянную клетку и, как правило, выдерживали в ней два-три года, кормя рыбой и пшённой кашей. Продолжалось это медвежье пленение до тех пор, пока не наступал черёд убить и съесть зверя. Но интересно, что его откармливали не просто ради хорошего мяса: его почитали как кумира и даже как некое подобие высшего существа. На Хоккайдо медвежий праздник приходился, как правило, на сентябрь или октябрь. Перед его началом айны извинялись перед богами и уверяли, что они, насколько хватало их сил, хорошо обращались с медведем, что не могут больше позволить себе роскошь его кормить и вынуждены его убить.
Учредитель медвежьего праздника приглашал на него своих родственников и друзей. Если он жил в маленьком поселении, то участие в празднике принимали все его жители. Приглашения отправлялись со специальными гонцами и случайными оказиями во все окрестные деревни, и гости собирались, привлечённые дармовым угощением и выпивкой.
Когда приглашённые собирались перед клеткой, специально выбранный оратор обращался к нечастному медведю с речью, в которой сообщал, что его скоро отошлют к праотцам. Он молил медведя простить им этот грех, выражал надежду, что тот не рассердится, и подбадривал медведя уверением, что вместе с ним в длинное путешествие отправятся обструганные палочки инао, а также много пирогов и вина. С точки зрения туземцев, такое дополнение должно было ободрить обречённого зверя.
Потом медведя связывали внутри клетки, выволакивали наружу и доводили его до бешенства, стреляя в него палочками из луков. Затем выбившегося из сил зверя привязывали к колу, завязывали пасть и с помощью двух палок душили зверя, как в гаротте
[1]
.
