– Да, конечно.
– И?..
– С лицензией всё в порядке.
– Но адвокат не москвич?
– Нет. Он из Владикавказа – родом, имею в виду.
– Ты что-нибудь ещё про него узнавал?
Шемякин промолчал.
– Ладно, это на самом деле не твоё…
– Да обидно как-то… А если это действительно шайка психов, живущих на бабки других психов? Но вы мне как дважды два доказали, что это мы лохи, а бабка эта мне очки втирала. Кстати, можно вопрос – как это вы ей паспорт решились показать?
– Паспорт? Да это у меня оперативный документ. Кроме того, хочу тебе сказать, что все разговоры про «ученика» были в чистом виде подколкой. Мы знаем, что вы знаете, что мы знаем… И так до бесконечности. Кстати, заметил, что удостоверение показать она меня не попросила? А что до сумасшедших… Ты знаешь, Петя, мне всё чаще и чаще кажется, что нормальных людей в нашем мире нет вообще, все мы психи, просто в разной степени. Да ещё и развиваемся в разных направлениях… Я, если честно, мечтаю почувствовать момент, когда свихнусь окончательно. Тогда застрелюсь. Помнишь, у Пушкина пронзительный стишок такой есть: «Не дай мне Бог сойти с ума, уж лучше посох и сума»…
Михаил Лагутин, газета «Сегодня, завтра»
Знакомство с коллегами Зимгаевский начал с корпункта российской газеты «Сегодня, завтра». В основном из-за личности человека, её представлявшего. Им был Михаил Лагутин, журналист ещё брежневского времени, живущий здесь чуть ли не для собственного удовольствия.
«В Москве для меня – хмуро, – говаривал он молодым коллегам за коньяком. – Кроме того, таким людям, как я, там уже делать нечего. В Москве сейчас категорически не рекомендуется зрить в корень вещей. В моде политтехнологи, а не аналитики. Поэтому поживу-ка я здесь – тепло, яблоки, да и люди приветливые…»
С умением «зрить в корень» Лагутин в Алматы считался едва ли не за ясновидящего. Он прекрасно разбирался в структурах казахских жузов, знал родственные связи всех этих Кажегельдиновых, Токманбаевых, Назарбаевых, Абыкаевых, Сопарбаевых. Ему было известно о влиянии на правящую элиту немецкой диаспоры и киргизских бизнесменов – словом, Михаил обладал той информацией, которая позволяла ему ориентироваться во внутренних течениях внутри страны.
Для большинства журналистов, отиравшихся в Алматы, Лагутин был человеком старого мира, с грандсеньорскими замашками. Из напитков он демонстративно признавал лишь коньяк и никогда не «тыкал» своим младшим коллегам.
– Последняя командировка у вас, значит, в Гурундвайю была? Страна марксистских повстанцев и кокаиновых плантаций? Ценю, ценю… Чертовски важно для журналиста покататься по свету, прежде чем осесть. Да, в принципе, и оседать-то необязательно. А здесь вы к Эллисону? Очень толковый мужик, и главное – шустрый. Такие и сделали западную журналистику. С языками, правда, плохо, а здесь их желательно знать… Ну, теперь вы к нему в команду добавитесь.
Зим встретился с Лагутиным в алматинском ресторане «Алаша», пытаясь разобраться с экзотическими блюдами, причём довольно быстро пришёл к выводу, что самым экзотическим блюдом здесь был плов.
Лагутин наблюдал за его действиями с нескрываемой иронией.
– Замечу я вам, сударь, что лучшая пища любой кухни – это та, что похожа на привычную с детства. Вот вас рисом кормили?
– Позволю себе с вами не согласиться. К китайской кухне мы привыкаем очень быстро и накрепко.
– Вот и шли бы в китайский ресторан. Типичное и самое традиционное блюдо казахской кухни – это варёное мясо, лепёшки и чай. Всё, что здесь выдаётся за traditional food, – в лучшем случае извращённые рецепты кушаний богатых беков из бухарских оазисов. В худшем – просто измыслы местных поваров. Правда, не хочу сказать, что хуже… Как говорил великий азиатский путешественник Николай Михайлович Пржевальский, «оба хуже».
– Так-таки ничего путного и нет?
– За путным надо ехать в аулы. Кстати, когда здесь этой самой независимости добились, то очень распространено было отправлять детей в аулы, чтобы казахский язык учить. То, что мы наблюдаем, – это не Казахстан, а некая усреднённая среднеазиатская городская культура. Настоящая Азия – за пределами городских кварталов.
– Я, собственно, об этом и хотел расспросить…
– О чём? О Средней Азии? Или о корпунктах? Ну что же. Центральноазиатские корпункты – ночной кошмар журналиста. Ссылка похлеще Буркина-Фасо или Камеруна. Как ни верти, Африка – очень модный континент, и, несмотря на риск, там постоянно есть новости. То президент Гварунга загонит войска полковника Гарулги в джунгли, то полковник Гарулга свергнет правительство диктатора Гварунги и сам станет пожизненным президентом… до следующего полковника. Да, согласен, рискованно, можно заболеть какой-нибудь дрянью или схлопотать пулю, но можно и прослыть героем, а это уже даёт шансы на то, чтобы быть узнаваемым. Не только читателями, но и своими – прессой. Здесь же – всё не так. Болото, новости в котором мы вынуждены придумывать сами. Люди постарше не видят разницы между всеми этими «…станами» и продолжают считать их по инерции Russia – то есть, СССР. Вы наверняка слышали такую аббревиатуру – FSU, Former Soviet Union – бывший Советский Союз. Люди, читающие наши газеты, не до конца понимают, почему он «бывший». Здесь нет ни терроризма, ни межплеменных войн, а если что-то похожее и случается, то об этом нельзя рассказывать. Основные корпункты, как вы уже поняли, сосредоточены в Алма-Ате. Это даёт возможность быстро переместиться в Ташкент, Бишкек, Душанбе, Ашхабад, и даже Астану, хотя, поверьте, Астана из всех этих столиц – наиболее скучная. Крупнейшие агентства – те, которые не жалеют деньги на командировки, – держат свои центральноазиатские корпункты в Москве. То есть окормляют весь СНГ разом. В Туркмении особый колорит всему придаёт правление Туркмен – баши – и если честно, мне кажется, что он самый искренний человек среди того третьесортного представления, которое нам устраивают здешние политические лидеры. Огромному большинству людей на планете даже непонятно, где географически находятся все эти государства: Казахстан, Узбекистан, Таджикистан, Туркмения и Кыргызстан. Поэтому любое уважающее себя агентство предваряет своё сообщение из этих мест словами Central Asia News, а не названием государства, или, упаси боже, города. Так яснее.
– Ну, с Казахстаном стало немного получше после фильма о Борате, – хмыкнул Зим. – И то – в Америке.
– Да, хлебнули мы тогда с этим Боратом, – скривился Лагутин. – Понятно же, что Коган-Коэн выбрал Казахстан именно из-за его полной неизвестности, даже мифичности, если угодно. А здесь такая буча поднялась. Хотя… Я б втихаря этому Саше Когану президентскую премию от имени Казахстана определил. Он за две недели для региона сделал столько, сколько пресс-службы всех этих государств не смогли за пятнадцать лет.
– Вернёмся к нашим коллегам. Есть ли среди них люди, которые как следует въехали в окружающую реальность?
– Это немецкие корреспонденты – Карл Хузен и Йозеф Верндль. Представляют какие-то швабские газеты не первого десятка. И даже не второго. Словом, третий сорт – не брак. Какие-то листки типа «Альгемайнер гезельшафт» и «Дойче Заммлюнг», о них в нормальном мире прессы даже и не слышали, наверное. Сидят они здесь по трём причинам: по молодости, ещё раз по молодости, и потому, что в этих краях осталось несколько сотен немцев, высланных когда-то из республики немцев Поволжья. Особенности национальной немецкой жизни в суверенной Республике Казахстан они и освещают. Скукотища здесь для них страшная. Девиц лёгкого поведения они, наверное, уже всех перепробовали. Потом начали искать сенсации – вроде как пытались связаться с руководителями уйгурского освободительного движения… и сломались на этом. То ли их назарбаевские нукеры наставили на путь истинный, то ли им самим надоело… Сейчас просто шнапс лакают. Вёдрами. Но, в отличие от большинства других журналюг и вашего босса Эллисона, кстати, они оба знают русский язык, а Хузен ещё и неплохо владеет казахским.
