– Ага, и он тоже отметился?
– Ну… Если следовать хронологии, то он, видимо, был одним из первых. До него только Моисей, пожалуй. Ваш… как его?..
– Никонов.
– …Никонов стремился оказаться в хорошей компании. В общем, существует легенда… Это даже и не легенда, а более поздняя вставка в одно известнейшее произведение искусства – «Искандер-намэ», есть такой героический эпос, посвящённый деятельности Александра Македонского, – так вот, в этой вставке описывается, как сей Камень был получен героем и куда был скрыт.
– Героем?
– Ах, я всё забываю. Искандер Двурогий в «Искандер-намэ» – не столько великий царь, создатель первой европейской империи в современном понимании этого слова, сколько сказочный герой, побивающий амазонок, дивов, драконов, ограждающий мир от Яджуджей и Маджуджей…
– Кого-кого?
– Гога и Магога в русской интерпретации.
– Очень понятно.
– Это, наверное, и неважно.
– А было ли понятно, что полагал покойный Никонов относительно этого камня?
– Ну… – Шинкарёва взяла ещё одну сигарету. – У «рерихнутых» популярна идея, что Камень Чинтамани – мифический дар Ориона. Тоже придумали, – сказала она, вновь раздражаясь, – Орион этот чёрт-те где. Ладно, это неважно. Во всяком случае, в рериховской традиции этот камень непосредственно участвовал не только в зарождении рассудочной жизни и цивилизационных процессов…
– Как у Кларка в «Космической Одиссее»?
– Ага, Кларка читали, стало быть. Небезнадёжны, – иногда она вела себя так, будто он, Пётр Шемякин, был совершенно неодушевлённым предметом. «Интересно, она со всеми так? Или только с милицейскими следователями? Хотя вряд ли она с ними много общается… Значит, со всеми». Шемякин читал не только Кларка, но и эпос «Искандер-намэ».
– Так вот, этот Камень послужил катализатором возникновения жизни вообще. Эдакий он чудесный, – Шинкарёва перешла от раздражения к простой иронии. – Не знаю почему, но мне кажется, что ваш Никонов считал, что этот Камень находится где-то в горах Тянь-Шаня.
– А сколько раз он приходил сюда, этот Никонов?
– Увы, довольно часто. Я ж, к сожалению, довольно безотказный человек, знаете ли, – сказала она и бросила на Шемякина игривый взгляд. – Он просил списки источников, цитаты из разных версий «Искандер-намэ», ксероксы древних карт.
– Даже карт?
– Да, есть одна старая карта, нарисованная иудейскими картографами на Мальте, – так называемая Каталанская карта. Глупости полные. Если уж все возможные интерпретации текстов получены, то уж будьте уверены – из карт выжали абсолютно всё.
– Так откуда у него была уверенность насчёт Тянь-Шаня?
– Откуда я знаю, – сказала она, вновь раздражаясь. – Вообще, несколько легенд повествуют о том, что именно в Восточном Тянь-Шане находится мифический Центр Мира, такой, каким он был в представлении обитателей мира античного. Но вообще у этих людей – имею в виду эзотериков – могут быть абсолютно любые фантазии! Эта уверенность могла возникнуть у Никонова откуда угодно, например, в результате созерцания собственного пупа, от смотрения на обод лампы или при взгляде на пробку от пивной бутылки…
Когда Шемякин уходил, Шинкарёва продолжала сидеть, мусоля нераскуренную сигарету.
Штаб-квартира Службы, Ясенево, Москва
Полковник Шергин, несмотря на то что принадлежал к предвоенному поколению, был тем не менее, в свои семьдесят с лишним лет, чрезвычайно восприимчивым ко всему новому человеком. В частности, он с удовольствием пользовался морфемами современного «новояза», хотя таких «новоязов» ему пришлось пережить на своём веку четыре: сперва русский язык необычайно обогатила Великая Отечественная война, затем хрущёвская оттепель, потом брежневский застой, и, наконец, – Смутное время конца восьмидесятых – начала девяностых.
Поэтому он очень любил употреблять по отношению к любому совещанию (без участия высших должностных лиц государства, естественно) вошедшее в моду в девяностые годы слово «сходняк».
Недавние события в Синьцзяне вызвали во всех Службах Российской Федерации, равно как и в МИДе и в торговых ведомствах, череду таких «сходняков». Череда казалась нескончаемой.
«Нет, мы всё-таки остаёмся Великой Державой», – с нескрываемым весельем подумал Шергин, проходя на одно из таких совещаний, обладающее достаточным кворумом, чтобы принять решение не по проблеме в целом, а по одному о-о-о-чень маленькому, но необходимому лично Шергину пункту. Собственно для того же он притащил туда и Спадолина.
– Вы там, главное, внимательно никого не слушайте. Нечего глупостям так рано учиться. Подавайте мне бумаги из папки.
– В каком порядке?
– Какая разница, в каком? – искренне удивился Шергин. – Я в них там, по-вашему, заглядывать буду? Не в каком порядке, а с какой частотой – одну страничку за пятнадцать минут. Мне по должности не положено чаще бумагами шуршать. Ваша задача совсем другая: когда я вас под столом немного ногой подвину, встать и посмотреть на всех с предельно тупым и сосредоточенным видом. Ох, обделил вас Господь внешностью, трудно идиотом казаться… А ведь придётся…
– Сколько себя помню, – помолчав, продолжил Шергин, – неотъемлемым признаком величия Державы является бессилие её бюрократического аппарата. Вот когда Держава обретает величие – почувствуйте разницу! – когда человек в кафтане, треуголке, мундире, френче просто посылает ординарца с приказом и полномочиями расстреливать на месте. Совещания, правда, тоже присутствуют, но в строго дозированном количестве. А если страна или структура уже своего величия достигла, тогда – о-о-о – вот тогда «сходняки» становятся целью процесса, а не самим процессом. Ну да ладно, сейчас надо-то ерунду – подать вовремя нужную бумазею. А они сами подготовят себя к её подписанию – совершенно одурев от шестичасового сидения.
Здесь Шергин в кои-то веки оказался неправ. Упомянутый «сходняк» оказался не шести – а восьмичасовой выдержки. Но тем не менее после того, как генералы, дипломаты, чиновники и просто письмоводители высказались по второму (а лица, относящиеся к VIP-категории, – и по четвёртому) разу, Шергин наконец заговорил.
– На совещание также приглашены непосредственные исполнители операции, – твёрдо произнёс он, будучи уверен, что всё происходящее записывается для протокола. – Я бы хотел, чтобы они понимали следующие вещи. Первое. Синьцзян-Уйгурский автономный район является неотъемлемой частью Китайской Народной Республики. Второе. Отделение Синьцзян-Уйгурского автономного района от КНР и даже реальная угроза такого отделения создают непосредственную угрозу территориальной целостности Российской Федерации. Третье. Руководители Синьцзян-Уйгурского автономного района могут не отдавать себе отчёта в серьёзности обстановки, будучи введены в заблуждение краткосрочными действиями сепаратистов. Исходя из всего вышесказанного, я предлагаю доверить руководителю операции на месте принимать решения, связанные с соблюдением долгосрочных интересов Российской Федерации при активизации сепаратистских сил в Синьцзян-Уйгурском автономном районе.
