В первый момент он обнаружил, что рот у него свободен, а руки и ноги связаны и что тащат его два человека в простых джинсовых костюмах и вязаных шапочках-масках. Он сразу попытался реализовать это кажущееся преимущество и закричал. Но, к его удивлению, на дикий истошный крик адвоката никто не обратил никакого внимания. Более того, похитители неторопливо сняли с него путы клейкой ленты, затем один заломил ему шею в удушающем захвате, а второй неторопливо начал его раздевать.
Полностью раздетого и обессилевшего от бессмысленной борьбы Ибрагимова бросили на лежащую на полу мягкую простыню. Затем оба мучителя быстро и деловито закатали его, как куколку, в мягкую, сухую ткань, так что Измаилов не мог шевельнуть не то что рукой или ногой, но даже пальцами рук. Почувствовав себя абсолютно беспомощным в этой стягивающей всё тело хлопчатобумажной оболочке, Измаилов снова закричал. Крик его продолжался минуты три – затем он сорвал голос. Кроме того, крик производил на его похитителей меньше впечатления, чем капель из прохудившегося водопроводного крана.
Один из мучителей в масках вышел и вернулся с двумя пятнадцатилитровыми вёдрами воды. Решительным движением он окатил из одного ведра лежащего на полу спелёнутого человека, а второе оставил возле двери. Затем оба человека вышли из комнаты, плотно заперев дверь. Источником света в комнате была неровно мигающая лампа дневного света под потолком.
Сулейман Измаилов. Пытка часами
Единственным предметом в комнате кроме стоящего у входа ведра были висящие на стене большие часы с белым циферблатом. Именно на этих часах сконцентрировалось всё внимание несчастного адвоката. Очевидно, что его заключение не продлится до бесконечности, и не менее очевидно, что не позднее чем через двенадцать часов его хватятся. Другое дело, что с момента, когда сознание начало к нему возвращаться, он не мог сообразить и вычислить, к кому ухитрился попасть в руки. В памяти Измаилов хранил немало кандидатов на это место, но любые попытки вступить в общение с похитителями (репликами типа «пацаны, а вы – кто? В смысле – кто за вами»?) попросту игнорировались.
Наконец дверь закрылась и узнику только и оставалось, что наблюдать за часами.
Первый раз в жизни он оказался в такой ситуации, хотя несколько раз читал и слышал о подобных испытаниях. Действительно, первые четыре часа Сулейману казалось, что время фактически остановилось. Он пытался найти какие-то признаки изменений в мире за пределами окружающей его комнаты.
Спелёнутое несколькими слоями мокрой ткани тело замерзало. Более того, тугая материя всё сильнее и сильнее сжимала его плечи, бёдра, икры ног – равномерным прессом стягивала мускулы, вдавливала кости во внутренности. Измаилов вспомнил, что мокрая ткань не растягивается, а, наоборот, сжимается. А как она сжимается, он ощущал сегодня буквально каждым квадратным миллиметром своего тела. Адвокат замерзал. Причём это происходило прямо в Москве, посреди жаркого лета, при комнатной температуре.
Бесполезно. Внутрь не проникали ни звон и дребезжание трамваев, ни гул троллейбусов, ни визг проносящихся автомобилей. Хотя, если судить по циферблату, уже давно наступил день, люди в Москве занимали места в офисах, выходили на шопинг, завтракали, в конце концов.
Через пять часов заключения в комнату откуда-то проникли замечательные запахи жареного на подсолнечном масле лука и чего-то мясного, вероятно, бифштекса.
Измаилов позвал несколько раз – никто не отозвался. Но при попытках издавать звуки Сулейман обнаружил одну очень неприятную вещь – губы сводило от холода. Кроме того, мучительно хотелось по малой нужде.
Измаилов попытался изогнуться, чтобы ногами достать хотя бы до стоящего у дверей ведра. Однако ему не удалось даже пошевелиться.
Он снова закричал. И при этом описался.
Обмочившись, Сулейман почувствовал себя чуть-чуть легче. Тёплая моча немного согрела его тело. Он даже закрыл глаза, и попытался чуть-чуть задремать, надеясь, что этот кошмар пройдёт, как только он проснётся.
Проснулся он, по ощущениям, очень быстро – некто вошедший снова облил его из ведра водой. Вода, выливаясь, шуршала, и на поверхности холста Сулейман с ужасом увидел кристаллики льда.
Дверь вновь приоткрылась, пропуская вошедшего человека обратно, и оттуда, из приотворившейся щели, пахнуло свежесваренным кофе и сладкой выпечкой. Спазм желудка буквально перекрутил Измаилова наизнанку. Он посмотрел на часы – и ужаснулся: прошли почти сутки с момента странного похищения в туалете Golden Needle.
Способ ломки подследственного был личным ноу-хау Макса Спадолина, и привёз он его оттуда же, откуда сам был родом – из глухих тюменских урманов. Нежелательных соседей охотники-промысловики убивали изысканным и мучительным способом – оборачивая их на несколько дней в мокрый брезент. В конце концов человек умирал мучительной смертью от смешанного эффекта голода, холода и страха. Преимуществом этого метода промышленникам виделось практическое отсутствие внешних и внутренних травм. Умерщвлённую таким образом жертву охотники потом облекали в его же мокрую одежду и оставляли лежать в живописной позе недалеко от зимовья посреди лыжни. В местном фольклоре это называлось «замёрз на пороге собственного дома». Максу пришла в голову мысль использовать этот метод, лишь несколько усовершенствовав его, для проведения несанкционированных допросов с пристрастием.
Важнейшим усовершенствованием были часы.
В классической методике допросных методов считалось, что ни в коем случае подследственному нельзя давать ощутить ход времени – на это были направлены все хаотические включения света в камерах без окон, произвольные по времени выдачи пищи и прочие незамысловатые тюремные хитрости.
Спадолин поступил примерно так же. Только он разработал собственный алгоритм хода часов, и именно это использовал в качестве основного дезориентирующего во времени механизма.
Итак, человеку первые два часа заключения кажутся нестерпимо долгими, вне зависимости от реального хода времени?
Отлично, первые два с половиной часа будут на нашем механизме проходить как два, то есть каждый час будет на четверть короче.
После этих двух часов узник, как правило, начинает особенно пристально следить за временем, отслеживая каждый такт стрелки.
Ещё лучше. Каждый час, отмечаемый на циферблате этими вот стрелками, будет тянуться час сорок по астрономическому времени.
Дальше человек перестаёт внимательно следить за ходом часов, и его, этот ход, можно несколько ускорить. Вместо астрономического часа эти стрелки проходят часовой цикл за сорок минут. Это порождает у заключённого иллюзию стремительного течения времени, но при этом ничего не происходит, не появляется помощь и не приходит следователь.
Человек не железный и, измученный ожиданием, засыпает. Здесь он и вовсе перестаёт следить за временем, и стрелки, через внешний привод, переводятся сразу на несколько часов вперёд. После чего человека принудительно будят, и он ужасается тому, сколько он находится в заключении – без предъявления каких-либо обвинений или требований. Всё это время он лишён даже малейшей возможности двигаться и замерзает.
