Отрог Кара-Суу совершенно не походил на гребень водораздельного хребта. Судя по всему, его слагали совершенно иные породы, сильно подверженные выветриванию, отчего сам отрог выглядел как хребет гигантского ящера. Вершина его представляла собой настоящую гребёнку из вертикальных, отдельно стоящих каменных зубцов – от пяти до пятидесяти метров высотой. Обход этих, стоящих вертикально, останцев отбирал массу времени и сил, путники выдыхались и теряли бдительность. В довершение ко всему, облако тумана, нависшее над озером Кара-Коль, не желало рассеиваться, и Зим только тогда прекратил движение, когда прямо под собой услышал громкие человеческие голоса.
Они находились на месте. Теперь оставалось только ждать.
Путешественники, превратившиеся из путников в разведчиков, оказались в очень сомнительной ситуации. Прежде всего, они находились в условиях скверной видимости – не далее пятидесяти метров. Прямо под их ногами начиналась отвесная скала, и высоту этого обрыва не взялся бы предсказать не только Хорхой, но и сам Кашпировский. При всём при том Зим не исключал наличия какого-нибудь другого, лёгкого пути к их убежищу. Или наличия системы секретов выше по склону. Тогда, вполне вероятно, если туман рассеется, они окажутся прямо на глазах многочисленных и хорошо вооружённых врагов.
Ещё одной проблемой было то, что звуки в тумане разносятся очень неравномерно. В какой-то момент они услыхали металлический стук и раздражённые голоса из воздуха прямо впереди себя. Но Зим готов был поспорить на что угодно, что перед ними находится только горный склон, и до него ещё не менее двух километров. В основном же звуки активной хозяйственной деятельности доносились непосредственно из-под ног.
Зим расположил свою маленькую группу на уступе скалы, среди россыпи больших валунов, причём постарался сделать так, чтобы сверху их позицию прикрывал каменный козырёк. В пользу того, что повстанцы не поднимались высоко по нависшим над их убежищем горам, говорило и то, что нигде во время спуска они не встречали ни человеческих следов, ни троп, ни разметок подъёмов и спусков, которые, как правило, присутствуют везде, где люди часто поднимаются в труднодоступные горы.
Зим позвонил Чену и вполголоса сообщил ему о том, в каком положении они находятся. Чен спросил, на каком языке говорят люди внизу. Зим задумался и обратился к Спадолину. Тот с некоторой неуверенностью ответил, что вроде бы несколько раз улавливал слова вайнахского наречия.
Проблема состояла ещё и в том, что для приличного качества связи необходимо было выходить из-под скального козырька. Впрочем, как сверху, так и снизу продолжали клубиться свинцовые щупальца тумана. В конце концов утомлённые долгим переходом и постоянной нервотрёпкой люди разложили спальные мешки в нишах под камнями, и Зим предложил ребятам подремать.
В какой-то момент сон сморил и его.
Проснулся Алекс от неожиданного света. Это был рассеянный свет, пробивавшийся из-под кромки облаков, которые уже достаточно приподнялись над долиной. Край облачности висел в ста метрах над их головами, и именно наверх было обращено внимание Зимгаевского. Однако прямо по соседству ему не удалось заметить ничего, кроме обрывистых скал и снежного поля, испещрённого многочисленными следами обвалов. Тогда он осторожно подкрался к краю уступа и заглянул вниз.
Там располагался хорошо оборудованный военный лагерь: с десяток палаток, общая казарма, переоборудованная из кошары, а также каменная цитадель, обнесённая стенами. В отличие от Крепости Камня, это сооружение, безусловно, было военным укреплением. «Чертовски хорошим военным укреплением», – подумал Зим. Круглая ступообразная цитадель имела как минимум два входа, была обнесена квадратной стеной, причём каждая её сторона была не меньше трёхсот метров в длину, а по углам стояли четырёхугольные боевые башни. Судя по всему, башни от времени рассыпались и обрушились, но были восстановлены новыми хозяевами и использовались как огневые точки и наблюдательные пункты.
Зим снова сосредоточил своё внимание на поисках других наблюдательных пунктов повстанцев. Ему с большой вероятностью удалось засечь один из них прямо над корпусами турбазы – там, на склоне горы, в трёхстах метрах над дном долины, располагался кош.
Убедившись, что в непосредственной близости от бивака реальная угроза отсутствует, Зимгаевский рискнул разбудить Спадолина.
Максим практически сразу приступил к своим непосредственным обязанностям. Он принялся оценивать число людей непосредственно на площадке под ними, старался запоминать их. Другой его задачей было составить график их перемещений по площадке. Очень быстро он сообразил, что, по большому счёту, под ними на открытом воздухе находится совсем немного народу. В подавляющем большинстве люди уходили под козырёк уступа скалы и исчезали там. Зато оттуда выходили уже другие люди. Ближе к вечеру активность на площадке заметно снизилась, а с наступлением темноты и вовсе стихла.
– Попробуем суммировать, – Макс словно червяк устроился под камнем в спальном мешке и листал свои заметки. – Прямо под нашими ногами находится пещера. Или система пещер. Основной гадюшник этой братии располагается там. Здесь, можно сказать, только предпольное укрепление. Про пещеры мы ничего сказать не можем – пока. Зато можем кое-что сказать о людях, населяющих эти пещеры. Первое. Это практически сплошь бывший наш народ – кавказцы. Местных жителей я видел всего пять раз. Кавказцы выглядят очень даже неплохо. Все они однообразно обмундированы и вооружены. Форма натовского образца, что, в общем-то, ни о чём не говорит – три четверти мира пользуется этой формой. Она постирана. Интересно, стирают они здесь централизованно, или каждый сам? Зря улыбаетесь, это важный вопрос. Централизованная кормёжка, стирка и медобслу – живание превращают банду партизан в воинскую часть. Похоже, вот она – часть… Очень полезное мироощущение для инородного образования в чуждой этнической среде. Это означает, что руководит ими кто-то из толковых командиров, заработавших авторитет у боевиков ещё на Кавказе. Или где – нибудь ещё.
– Слушай, Макс, а где здесь освобождаемые уйгуры?
– Зим, ты, право слово, как маленький. Кто такие твои уйгуры? Садоводы, бахчеводы и лавочники. Думаю я, всякий освободительный трёп здесь, конечно, присутствовал – до поры до времени. Пока кто-то – уж не знаю, сдуру ли, с умыслом ли – не пригласил сюда это вот волчьё. Оно если кого и освободит – так только для себя.
– Хузен так и сказал, – покачал головой Зим. – «К сожалению, ситуация вышла из-под контроля. Сейчас там уже никто ничем не управляет».
– Ну, это значит, что ситуацией не управляет сам Хузен и его приятели. Там, внизу, кто-то очень даже всем управляет. Я видел неуправляемые банды «Сендеро Луминосо» – вот там – да-а-а… Такой парад сумасшедших – Достоевский позавидует. («Интересно, в качестве кого ты их наблюдал? – ехидно подумал Зим. – Вряд ли доктора-психиатра».) Здесь же всё по-взрослому. Пропускной режим, смена караулов, проверка входящих-выходящих. Всем этим руководит какой – то кадровый офицер вроде Масхадова или Дудаева.
– Я думал, что таких людей за пятнадцать лет чеченского бунта повыбили. Откуда же взяться новым?
