Я удивилась, какая странная реакция! Если она никогда не
слышала о Роде, то почему столь бурно реагирует? И потом, с людьми могут
случаться самые разнообразные неприятности. Конечно, Родя и Неля находились в
том возрасте, когда еще очень рано думать о смерти, но они могли попасть в
автокатастрофу… Отчего незнакомка так возмутилась? Впрочем, это ее дело, может,
она просто истеричка?
Я перелистнула страничку, вновь потянулась к телефону, намереваясь
позвонить Храповой Лене, но трубка зазвенела у меня в руках.
– Это вы сейчас искали Фаустова? – поинтересовалась дама. –
Не надо думать, что можете безнаказанно мерзко шутить. У меня стоит
определитель номера. Между прочим, за подобные розыгрыши и огрести легко…
– Почему вы решили, что я шучу?
– Дура, – сердито выплюнула женщина. – Сволочь! Напугать
решила или проверить? Ну погоди! Ты и впрямь идиотка, если занимаешься такими
вещами со своего телефона, думаешь, трудно узнать адрес и фамилию? Ну погоди,
вот Родион узнает, мало тебе не покажется!
– Меня зовут Дарья Васильева, я училась в институте с Родей
и Нелей, мы дружим очень много лет, а вдобавок живем рядом в коттеджном поселке
Ложкино. Родион и Неля умерли.
– Ты врешь, – прошипела женщина, – врешь, врешь, врешь!
– Увы, нет, я говорю правду. Родя чистил клинок – он собирал
коллекцию ножей – и случайно упал грудью на лезвие. А Неля выпала из окна – это
по версии милиции, лично мне кажется, что ее убили. Пожалуйста, передайте
Фаустову, может, он захочет проститься со знакомыми, завтра, в десять утра…
– Это я, – прерывающимся голосом сообщила собеседница.
– Кто?
– Фаустов, – донеслось из трубки.
Я изумилась:
– Вы мужчина?! То есть, я хотела сказать… Извините, конечно,
но у вас просто колоратурное сопрано… Прошу прощения, но я подумала, что говорю
с женщиной.
– Фаустова Александра, – безжизненным голосом сказала дама.
– А Александр Валерьевич где? – глупо спросила я.
– Его нет. Вообще в природе не существует, – пробормотала
женщина. – Родя записал в книге Фаустов Александр Валерьевич, чтобы Неля
случайно не наткнулась. Меня зовут Александра Валерьевна, лучше просто Саша!
У меня голова пошла кругом. Саша, наконец поняв, что я
сказала правду, тихо заплакала, потом внезапно спросила:
– А что с Алечкой? Где она?
Александра Валерьевна была единственной, кому в голову
пришел этот вопрос.
– Она у меня.
– Несчастная девочка, – прошептала Саша, – что же теперь с
ней будет, что станет с нами… Простите… Пожалуйста, умоляю, приезжайте ко мне.
Расскажите все…
Ее голос, словно раненая птица, бился в трубке. В словах
Саши была такая черная безысходность, что я быстро согласилась:
– Да, конечно, диктуйте адрес.
– Лукинская улица, дом одиннадцать, – залепетала Саша.
Я тяжело вздохнула. Знаю эту местность, бывала там, не
ближний путь для человека, который живет в Ложкине, но делать нечего.
Оказавшись в Новопеределкине, я принялась разглядывать
таблички с номерами домов. После шумной, душной Кольцевой дороги сонная,
практически пустая Лукинская улица выглядела патриархально. Меня всегда
поражало, отчего квартиры, расположенные на Тверской и в пределах Садового
кольца, стоят намного дороже, чем жилье в «спальном» районе. Ладно, согласна, в
прежние времена в центре было намного лучше с продуктами, здесь работали
хорошие школы, но теперь!
Необходимое пропитание легко можно купить на любом углу,
школ и детских садов понастроили даже слишком много. Единственное, что не
радует, – это отсутствие метро. Но лично я предпочитаю потратить лишний час на
дорогу до работы и не жить на загазованной магистрали, по которой с утра до
ночи несется шумный поток машин, а по тротуарам бегут полоумные прохожие.
Намного лучше обитать на такой улице, как Лукинская, вдали от городского шума,
здесь дышится легко, рядом зеленеет лес, а на простирающемся перед глазами поле
пасутся лошади.
Дом одиннадцать стоял кольцом, во дворе была церковь,
старая, построенная в начале двадцатого века. Я припарковала «Пежо» в тенечке и
спросила у чистенькой старушки в панамке, сидевшей на скамейке:
– Где пятый подъезд?
– А иди влево по дорожке, – словоохотливо начала объяснять
бабуська, – там увидишь.
– Спасибо, – улыбнулась я, – надо же, первый раз вижу, чтобы
во дворе жилого дома стояла церквушка.
Старуха перекрестилась.
– Эх, милая, тут раньше кладбище было, большое. Место-то
прежде Суковом называлось, и станция такая имелась на железной дороге. Потом
стали новые дома строить, район в Солнцево переименовали, а кладбище снесли.
Грех, конечно, у меня на нем сестра была похоронена и племянница. Могилы срыли,
кости увезли, дом построили. Только знаешь чего, – бабушка понизила голос, –
счастья здесь никому нет. Вон на третьем этаже видишь красивые занавесочки?
Людка там живет, у ей муж под поезд попал, в Переделкине, а Колька с седьмого
этажа повесился, Раиса с девятого на бандита налетела, все лицо ей изрезал. Ты
ведь небось к Колпаковым идешь? Квартиру они продают. Не покупай, гиблое место,
а Колпаковы обормоты, ихняя собака вечно на детской площадке гадит. Ежели дом
на костях стоит – счастья никому не будет.
– Сами же сказали, что останки вывезли.
– А души-то остались, – на полном серьезе заявила старушонка
и принялась креститься.
Воспользовавшись моментом, я побежала к пятому подъезду. Это
неправда, что к старости люди делаются лучше. Нет, в преклонном возрасте
начинают проявляться все негативные качества: был глуп – станешь совсем идиот,
раздражался на родных – превратишься в отвратительного брюзгу. Я уже не говорю
об обидчивости, страстном желании поучать всех, кто хотя бы на два дня моложе,
и о невыносимом эгоизме… А обсуждение работы собственного желудка становится
самой любимой темой за обеденным столом. Очень редко кому удается избежать
возрастных изменений, впрочем, я, наверное, тоже не стану исключением.
