Я шагнула в крохотное темноватое помещение, очевидно, кухню.
В углу висела жуткая раковина с отбитой эмалью, рядом примостился ободранный
кухонный столик, за ним стояла допотопная газовая плита с черными чугунными
«крылышками», настоящий раритет. У нас с бабушкой когда-то в Медведкове был
такой же агрегат, с надписью «Газоаппарат» на дверце духовки, потом ЖЭК поменял
его на более современную модификацию. Возле дверей белела скамейка, под которой
валялась разнокалиберная обувь. Ботинок в этой семье и впрямь было много.
Маленькая тощенькая женщина, помешивающая в кастрюле какое-то варево,
обернулась. Валя Федькина совсем не удивилась, увидав незнакомую женщину.
Хозяйка отложила большую ложку и тихим, бесцветным голосом сказала:
– Здрасте.
– Добрый день, вы Федькина?
Валя выключила конфорку.
– Да, давайте в зал пройдем, а то на кухне от жары с ума
сойдешь.
Залом тут величали примерно пятнадцатиметровую комнату,
обставленную с шиком шестидесятых годов. В центре помещения полированный стол,
на нем салфетка и ваза с искусственными цветами. Рядом четыре стула с
темно-бордовыми сиденьями, у стены некое подобие буфета, кажется, его называли
в те времена «Хельга». В противоположном от двери углу стояли торшер с
пластиковыми плафонами и два креслица, заботливо прикрытые вытертыми накидками.
Ужасная бедность бросалась в глаза, но вокруг было чисто, старенькие занавески
топорщились от крахмала, а на подоконнике буйным цветом полыхали герани,
давным-давно подвергнутые остракизму у московских мещан.
– Сделайте милость, садитесь, – приветливо предложила Валя
и, обмахнув один из стульев передником, показала на него рукой.
Я устроилась на неудобном сиденье и хотела уже начать
расспросы, но хозяйка опередила меня. Сев напротив, она положила на стол
изуродованные работой руки и заявила:
– Уж извините, что побеспокоила, только не одна я такая, нас
в Вяльцах восемь многодетных, и у всех мэр льготы по оплате отнял.
Я молча слушала Валю. Уже через пару секунд мне стало
понятно, что она принимает меня за корреспондентку из Свинска, от которой
требует разобраться в щекотливой ситуации, связанной с дотациями.
– Нашему Ивану Филипповичу все по барабану, – объясняла
Валя, – дороги разбиты, детский сад переполнен, а уж школа в каком состоянии!
Этой весной моему Игорьку на парту огромадный кусок штукатурки свалился.
Хорошо, на ребенка не угодил! Мы с родителями ходили к мэру, а толку? Покачал
головой, наобещал с три короба, и все на том же месте и осталось. Нет у города
хозяина, пьет Иван Филиппович горькую.
– Думаю, он в Вяльцах не один алкоголик, – не удержалась я.
– Нет, конечно, – грустно подтвердила Валя, – мой Сашок тоже
зашибает, через день никакой приползает, только он и в мэры не лезет, дома
квасит, а Иван Филиппович в кабинете сидит, над ним государственный флаг, на
стене портрет президента, не простой он человек. Нет ему правов на бухалку,
должен он о народе заботиться. Знаете, какая у него зарплата? Больше, чем у
всех. Вот пусть и отрабатывает.
– И сколько у вас детей?
– Восемь.
– Не тесно в таком домике?
Валя стряхнула со столешницы невидимые крошки.
– Спасибо и на этом, раньше в общаге жили, да Сашок
расстарался, заработал чуток, вот и обломился нам дом. Прежняя-то хозяйка в
Москву подалась.
– Раиса Кутепова?
Валя удивленно воскликнула:
– Откуда вы ее знаете?
– Извините, но я не имею отношения к журналистике. – Я
принялась объяснять ситуацию.
– Даже не знаю, чем вам помочь, – растерянно пробормотала
Валя, – мы с Раисой не дружили. Дом она нам продала и мебель уступила, вот и
все.
– Адрес ее в Москве не знаете? – без всякой надежды на успех
поинтересовалась я.
– Была бумажка, – протянула Валя, – погодите-ка, в спальне
за иконой гляну. Если уж там нет, не взыщите. Я документы и всякое нужное за
божницей держу.
Легко подняв тощее тело, она выскочила за дверь. Я
уставилась на круглые часы, мерно тикающие на столе. Вот еще одна знакомая
вещичка. Точь-в-точь такой будильник, круглый, с золотой каемочкой, поднимал
меня в школу. Посередине циферблата цвета сливочного масла был изображен слон,
задорно поднявший вверх хобот. Как я ненавидела эти часы, оглашавшие нашу
крохотную квартирку трезвоном в самый неподходящий момент. Только-только
уснешь, а над ухом раздается сначала назойливое «тр-р-р-р», и потом из темноты
доносится голос бабушки:
– Ну-ну, вставай.
– Еще пять минуточек. – Я начинаю канючить, не открывая
глаз.
– Они тебе не помогут, – спокойно возражает Афанасия и
включает свет. Первое, что вижу, открыв глаза, – нагло ухмыляющегося слона.
Один раз я нарочно столкнула будильник на пол. Семилетней девчушке казалось,
что без часов бабушка не встанет вовремя и внучка спокойно прогуляет школу, но
у бабули, очевидно, в голове имелся встроенный хронометр, потому что ровно в
семь она вытащила меня из-под уютного теплого одеяла и отправила на занятия. А
когда я днем пришла домой, на столике бодро тикал новый будильник, точь-в-точь
такой же, как разбитый.
– Уж не знаю, там ли Раиса живет, – сказала, возвращаясь,
Валя, – но только она, уезжая, вот такой адресок оставила: «Улица Сапилова, дом
шесть, квартира сто двадцать». Времени-то много прошло, может, и переехала
куда. Не хотите квасу? Домашний, сама из черного хлеба делаю.
Я отказалась от радушно предложенного угощения и пустилась в
обратный путь. Назад, в Москву, я добралась быстрее. Давно заметила, обратная
дорога всегда занимает меньше времени. Въехав в столицу, я купила в «Макавто»
клубничный коктейль и стала высасывать его через трубочку. Холодная вязкая
масса медленно скользила вверх по соломинке, и так же медленно ворочались мои
мысли. Значит, Раиса москвичка. Вяльцы она покинула давно. Зачем же тогда всем
наврала?
