Главное сделано. Семья напугана, теперь ее легко будет уговорить бежать в Египет, под покровительство тамошней общины ессеев.
Одного не предусмотрели Великие Посвященные: дальнейшие действия Ирода, взбешенного исчезновением и роженицы с сыном, и мужа ее. Он велел уничтожить всех новорожденных по всей Галилее.
Впрочем, кто может с уверенностью определить, что знали и что могли или не могли предвидеть жребием избранные Великие Посвященные на тайной трапезе. Обет молчания, он и есть обет молчания.
Вполне вероятно предположить, что жестокость царя тоже была вызвана силой их духа, силой внушения, ибо чем больше грехов человеческих, тем весомей акт искупления этих грехов. Так исстари жрецы внушали своим пасомым, когда готовили обреченного к жертвенной казни. А если искупление готовится более значительное, то и грехи должны быть под стать великому событию.
Так это или не так, известно лишь Великому Творцу либо Священному Разуму.
Посвящение в Енгадди
Жрецы-соглядатаи переполошились: к Иосифу и Мириам приехал гость из семейных ессеев, и случилось непредвиденное — Мириам заявила, что сына своего Иисуса она не отдаст на обучение к Посвященным в тайный центр на берегу озера Маорисса, а повезет на берег Мертвого моря в Енгадди, где тоже имеется тайный центр ессеев. Как все женщины, она не стала объяснять свой каприз, и жрецы терялись в догадках:
— Должно быть, гость из Галилеи сказал о смерти Ирода, и теперь им нечего опасаться.
— Но их никто и не держит. Пусть едут. Иисус останется в добрых руках Терапевтов. Маорисское посвящение нисколько не ниже Енгаддийского ни для самих ессеев, ни для всех иных Посвященных. Тут какие-то иные причины. Одна из них: не собирается ли Мириам изменить своему обету?
— Нужно непременно переубедить!
Разговаривая так, оба жреца-соглядатая умалчивали о главных своих тревогах и нежеланиях: нарушается последовательность мест, откуда Иисус должен начать долгий путь к полному Посвящению, какой определил Собором Великих Посвященных, а это означает, что они, коим поручено проводить это решение в жизнь до переезда подопечного в Индию, не справились с заданием, и за это им не помажут голову елеем; но это, как говорится, беда — не беда, им, ко всему прочему, никак не хотелось покидать свой Египет, тащиться за капризной женщиной в какую-то глухомань через безводье и жару, а затем прозябать долгие годы вдали от своих храмовых собратьев.
— Нужно напрячься и отговорить женщину…
Что ж, намерения благие, но исполнимые ли? Мириам твердо решила возвращаться на родину. Одним из главных побуждающих к этому мотивов — обида. Не столько на жрецов, которые, как приставы, заботились о ее семье, и она была им благодарна, сколько на Главу старейшин — Посвященных Маорисского центра. Разве он не знал о злой кончине Ирода?
— Как давно Яхве покарал Ирода? — спросила она гостя, прервав его рассказ.
— Давно, — ответил неопределенно гость, удивленный неведением Иосифа и Мириам о столь значительном событии для Ессеев, но особенно для их семейства. После малой паузы повторил: — Давно. Вскорости после казни Иоанна-Крестителя, трех своих сыновей и жены своей благородной Марианны из рода Макковеев. Яхве наслал на него страшную болезнь, хотя Ирод и восстановил храм Соломона пышнее прежнего, разрушенного варварами. Грехи Ирода превысили его добродетельность, и умирал он в полном одиночестве, покинутый всеми, кроме злой сестры своей, которая рвалась к власти, не скрывая этого. Терпение Господа нашего иссякло, и этого момента ждали тысячи. Когда свершилось, радовались искренне, а не оплакивали.
— Из Енгадди Маорисским старейшинам была весть? — спросила Мириам, поглощенная своей обидой.
— Как не быть? Такая радость для ессеев! Кроме Иоанна он казнил скольких наших сподвижников?!
Горькая обида выплескивалась через край: пусть она из семейных Ессеев, значит, третьего пласта, но допущенная к трапезам Посвященных (и это всем известно), она еще до рождения сына посвятила его в назареи. В пророки. Озаренная этим решением, она воспринимала возникшую в чреве ее новую жизнь Сущностью Самого Бога. Как матерь Самсона. Как матерь Самуила. Как матерь Илии. Как матери других прославившихся на весь Израиль пророков самоотверженностью и неподкупным служением своему пароду. И разве об этом не знали старейшины Посвященные?! Разве они не знали, что именно от Ирода она с мужем и сыном бежала в Египет, оставив на попечение единоверцам свой дом?!
Она вернется домой. Даже через страшный грех нарушенного слова. Впрочем, она не обещала твердо, что отдаст сына своего в руки именно Маорисских Посвященных. Слово свое она, таким образом, не нарушила: Иисус пройдет все ступени посвящения, а где, не столь уж и важно.
Другая, не менее серьезная причина, определившая твердость ее решения, — здоровье мужа. Сухой и жаркий воздух Египта не пошел впрок Иосифу. Здоровье его подсекалось с каждым годом, с каждым месяцем, свежий же воздух благодатной долины их родины, как считала Мириам, восстановит силы и здоровье мужа, вернет бодрость духа. Вот еще, почему Мириам отвечала на все убедительные речи жрецов однозначно:
— Мы возвращаемся в Галилею в ближайшие дни.
Самое разумное — присоединиться к какому-нибудь торговому каравану, вереницы, которых довольно часто пересекают Синайскую пустыню, однако Мириам приняла иное решение:
— Наш путь по стопам Моисея.
— Тогда мы с тобой не дойдем до Земли обетованной, — возразил не то в шутку, не то всерьез Иосиф, но Мириам никак не восприняла это возражение и ответила с обидой:
— Нам же Господь не завещал кочевать по пустыне до кончины нашей.
Более настойчиво принялись возражать жрецы-соглядатаи, выказывая свое отношение к переезду вообще и своим караваном в особенности, однако Мириам стояла на своем твердо:
— Готовьте верблюдов, ослов и шатры. Погонщиков выберите выносливых. Проводника не нужно, нас поведет Господь наш.
Иисус, уже знавший из рассказов отца и матери о великом царе-реформаторе и законодателе, который вывел евреев из египетского рабства, а затем сплотил разношерстные племена в единый народ, недоумевал, как же они пересекут море.
«Неужели оно расступится по просьбе мамы?» — думал с недоверием он, но ни спросить, ни тем более отговаривать родительницу не посмел.
Начались сборы. С утра до позднего вечера слуги и погонщики готовили вьюки, сбруи, мехи для воды, шатры, а за ними присматривал Иосиф, но и Иисусу до всего было дело, ибо ему хотелось все видеть самому, ко всему приложить свою руку; Мириам же, несмотря на усталость сына, жаждущего скорей ткнуться головой в подушку, усаживала его рядом с собой и часок-другой пересказывала ему все то, что сделал для Израиля Моисей, подробно описывая его трудный жизненный путь, его сомнения.
Особенно запал в душу пытливого мальчика рассказ о том, как Моисей встретился с Богом. Прошло очень много лет после побега Моисея из дворца фараона, где он вырос в неге и роскоши на правах члена царской семьи, в землю Мадиамскую, где жили потомки одного из шестерых сыновей Авраама и его второй жены Хеттуры, родственники Моисея, и где он надеялся укрыться от гнева фараона. Гнев же властелина Египта был вызван тем, что Моисей посмел заступиться за своих соотечественников и убил надсмотрщика, избивавшего рабов-евреев.
