Я рассказал Илье Ефимовичу, что несколько раз звонил домой, желая пригласить Владимира в ресторан на празднование моего бракосочетания, но телефон не отвечал.
— Я-то решил, что он просто заснул, поднабравшись, пока меня ждал, и не слышит звонка. А оказывается, телефоный провод был перерезан.
— Естественно, — старый адвокат отхлебнул из стакана. — Кстати, примите мои поздравления. И сочувствие тоже. — И продолжил: — Как адвокат я вижу пока два выхода из сложившейся ситуации для вашего друга. Это подписка о невыезде на время следствия и суда и, собственно, выход под залог.
— У меня с собой двадцать тысяч евро, и я могу хоть сейчас внести их в качестве залога за своего друга, — тут же выпалил я.
— Это похвально с вашей стороны, — сказал Илья Ефимович, пристально посмотрев мне в глаза. — Но думаю, что с деньгами вам нужно поступить более рационально. Насколько я помню, у следователя в вещдоках уже фигурирует сумма в 4000 долларов США. Думаю, это ваши деньги. Ну вот вам и условный залог. Мы же определимся иначе, — задумавшись, он уставился в потолок. — Я возьму ваши двадцать тысяч евро в счет моей защиты и полной реабилитации вашего друга и моего подопечного. В этом я вам даю стопроцентную гарантию. Но подписку о невыезде Владимир Аркадьевич все-таки даст. Находиться на свободе или в больнице ему небезопасно, поэтому я сделаю ему возможность защиты следствия и свидетеля. На это уйдет половина суммы. А так как, думаю, покойные наверняка окажутся более или менее известными криминальными элементами, то разрешение на выезд и укрытие прокурором будет выдано. Вот и все, пожалуй. И пусть Владимир быстрее уезжает туда, куда и собирался. Да вот задержался на свое «еврейское счастье» у вас…
Я молча протянул старому заслуженному адвокату 20 тысяч евро в увесистой пачке, перетянутой резинками.
— Так вы утверждаете, что здесь 20 тысяч? — спросил он.
— Должно быть. Я не считал.
— Ну, знаете ли, батенька, так нельзя. А вдруг будут лишние? Я должен пересчитать и, если что, вернуть излишек.
Его пальцы со скоростью мелькающих спиц несущегося с горы велосипеда заработали над увесистым брикетом. Очень скоро он прихлопнул пачку ладошкой и констатировал:
— Знаете ли, две купюры имеют довольно жалкий вид, но менять их не стоит, думаю, прокурор возьмет и такие…
Сразу же из прокуратуры я отправился в больницу к Владимиру.
Вид у Володи, конечно, был еще тот. Загипсованная нога подвешена на какой-то растяжке, кисти рук забинтованы, лицо — в синяках и пластыре. Глаза взирали на меня с трагической тоской.
— Здравствуй, Володя! И прости, что так получилось… — сказал я.
— Ты принес? — встретил он меня вопросом вместо приветствия.
— Что принес? — автоматически переспросил я.
— Ну и гад же ты, Слава! Довел меня до полной инвалидности и еще спрашиваешь, что! Неужели сам не понимаешь?
— Ах да, — засуетился я в ответ и стал вываливать всевозможные соки и фрукты.
— Ну ты в самом-то деле даешь! Добить меня хочешь, что ли? — чуть не закричал он.
Я оглянулся и, заметив, как сестра вышла из палаты, быстро достал фляжку с коньяком. Володя зыркнул на меня уже не трагическими глазами и поторопил:
— Открывай!
После чего припал к горлышку и одним махом втянул в себя не менее половины содержимого, затем, выдохнув, произнес:
— Дагестанский! Хорош, подлец!
Взял одну ягодку винограда, разжевал и без предисловий поведал мне весь ход событий, не упуская ничего.
Открыл он дверь перед налетчиками благодушно, даже не спросив, кто там, и не посмотрев в глазок, ибо уже заждался меня и был изрядно подогрет. Ничего не успел сообразить, как тут же был сбит с ног. А дальше последовали избиение и допрос с пристрастием, которые продолжались несколько часов. Прерывались мучители только, чтобы выпить и закусить фирменным Володиным блюдом.
— Хвалили они, суки, мою баранину, и, характерно, вполне искренне, — сообщил он не без гордости. — Как водка кончилась, языки у них развязались. Сказали, что Николая прикончили на даче, предварительно обработав. Он им и доложил твой адрес. Сам он спалился по жадности — поехал за резиной, оставленной в гараже. Видимо, приглянулась она ему, все равно, мол, стащит кто-нибудь… Ну вот, бросили его в смотровую яму, засыпали известью, а сверху песком и щебнем, благо кучи как специально рядом были. А машину его вместе с резиной угнали куда-то на живодерню. Допытывались у меня, зачем приезжали. Я все и рассказал, как было: взяли мы один баллон по необходимости. Главарь ихний этот баллон нашел в ракушке, ну а этим уродам нерусским приказал со мной остаться. Сам повез баллон куда-то. Не знаю, чем бы все это кончилось, если бы они не вздумали шмалью пыхнуть. Забили пару косяков, один раскумарили весь вплоть до пятки. Прихватило их. Ну и прежде чем второй вдогон пустить, тот, что был старшим, приказал другому меня из ванной перетащить в наручниках в комнату и приковать к батарее, чтобы я на виду был. Ну, этот урод приволок и бросил меня на пол, сам ключ попросил у напарника. Да лаяться с ним начал, что, мол, тот его не ждет. Старший уже вторую раскуривал в этот момент. А я помню: ты за батарею сунул тогда свой ствол, в тряпицу завернутый. Ну и думаю: была — не была. Сунул руки, а он тут как тут. Только и успел тряпку сбросить. А один из этих джигитов уже рванул ко мне, ну я и нажал пару раз на спусковой крючок, того аж к другой стене откинуло, а второй, пока определялся, как быть — то ли меня мочить, то ли удирать, так и оставшиеся три пули получил… Правда, разок успел шмальнуть в мою сторону, тигр проклятый! А дальше ты знаешь. Спустился я, но неудачно с третьего этажа и вот теперь лежу здесь и пытаюсь определить, на каком свете лучше…
С этими словами Володя опять потянулся к фляжке.
Уходя, я оставил Владимиру денег на все непредвиденные в его ситуации расходы и взял с него слово, что при любом дальнейшем раскладе он из больницы сразу же уезжает в Крым к родственникам. А все проблемы с милицией, следствием и адвокатами за него решат другие.
Выйдя на улицу, я присел на лавочку в больничном сквере и некоторое время курил и думал обо всем, что происходит со мной и людьми, вольно или невольно оказавшимися рядом и втянутыми таким образом в это отвратительное дело. Как будет дальше? Кто будет следующим в цепочке этих кровавых событий? Устраниться из этого дела сам я уже не мог. Фигурально выражаясь, я был одним из патронов в барабане револьвера. Когда и куда будет угодно судьбе отправить меня и какой рикошет из этого выйдет, оставалось только догадываться.
Звонок Алекса прервал ход моих размышлений. Вкратце пересказав ему все, я решил вернуться домой.
— Будь предельно осторожен, — предупредил он.
Да уж, решил я, это теперь просто необходимо, как воздух. Подъезжая к своему дому, я решил оставить машину на стоянке у телемастерской в соседнем квартале и, сделав небольшой крюк пешком, направился к подъезду.
