– Нет, они сразу же поднялись на второй этаж в сопровождении службы безопасности отеля. Сказали, что вызовут меня, когда произведут осмотр места происшествия.
– Отлично! Я все верно рассчитал. Пока они там копошатся вокруг покойника… – Продолжать эту мысль долговязый не стал. – Ты честно сделал свое дело, малыш, – сказал он, – и теперь можешь отдыхать…
Правая рука Петерта вновь скользнула под полу пиджака, и в это время из-за распахнутой резким движением шторки с оружием наготове выскочил Ричард Бленд, дико заорав:
– Стоять! Бросай оружие! Руки за голову!
Ни первого, ни второго, ни третьего долговязый делать не собирался. И тот факт, что с грохотом отворились дверцы платяного шкафа, откуда кинулся на него Багаев, также не произвел на него должного впечатления. Тут же раздался звон битого стекла. Это в комнату через окно, сминая прикрывающие его от жары жалюзи, ввалился Беловол. Реакции преступника можно было только позавидовать. Правая его рука вернулась из-под полы, сжимая пистолет – пятнадцатизарядный браунинг. Пули, выпущенные из такой штуковины, без труда прошивают пятимиллиметровую броню.
– Сука! – коротко выкрикнул Петерт и нажал на спусковой крючок. Свинец со стальным сердечником в латунной оболочке угодил Мише Гольфманду в голову и снес ему половину черепа, забрызгав мозгом и кровью все дежурное помещение.
Следующий выстрел предназначался Сергею Ремизову. Он ворвался в помещение из коридора, выкрикивая полицейские команды, а Петерт как раз рванул к двери. Лишь опыт оперативника помог ему избежать верной гибели. Интуитивно развернувшись вполоборота, русский сыщик схлопотал пулю в левое предплечье. Ударная сила заряда сбила его с ног. Стрелявший успел перескочить через него и выбежать из комнаты.
Он несся по коридору к выходу из отеля, сжимая в руке свой браунинг. Полисмены, контролирующие вход, попытались преградить ему путь, но первый же, попавшийся в прорезь прицела, был сражен выстрелом в живот. Другие сотрудники полиции и ФБР оказались не в состоянии обезвредить бандита из боязни, что тот перестреляет ни в чем не повинных людей, коих было множество в холле отеля, или возьмет заложника, чтобы прикрыться. Реальная обстановка зачастую далека от лихих сюжетов голливудских боевиков, где бравые полисмены играючи обезвреживают вооруженных до зубов бандитов. К тому же в центре Нью-Йорка подобное может случиться не чаще одного раза в тридцать лет. Никто не ожидал столь дерзкого прорыва.
Стеклянные двери на входе отворились, и Петерт очутился на многолюдной улице. Ноги понесли его вправо, к ближайшему перекрестку, проскочив через который можно было успеть нырнуть в сабвей
[109]
. А там уж народ набивается в подземные тоннели, как сельдь в бочку. Затеряться в многотысячной галдящей и суетящейся разноцветной человеческой массе – плевое дело. К тому же пользователи сабвея – нищие рабочие окраин – будут только рады укрыть беглеца от наседающих мерзких копов.
…Иннокентий Всеволодович в это время, выполняя указание Багаева, смирно сидел в салоне «форда», покуривал и слушал музыку.
В первую секунду, заметив краем глаза бегущего в его сторону высокого худого человека, он не придал этому значения. Мало ли кому и куда понадобилось спешить в этом сумасшедшем городе! Но тут в поле зрения попал пистолет, который бегущий сжимал в руке. Он уже находился в нескольких метрах от машины. А из отеля выбежали Багаев и Беловол. Чуть отставал от них Ремизов, придерживая плетью болтающуюся руку.
Не размышляя долго, Монахов резким движением открыл дверцу «форда» со своей стороны. Бегущий не был готов к встрече с таким препятствием. Ударом его отшвырнуло в сторону. При достаточно высоком росте он успел сгруппироваться и перекатиться через плечо, не выпуская из руки оружие. Монахов не остался сидеть в бездействии. Выскочив на тротуар, он кинулся на бандита сверху, пытаясь прижать его своим телом к земле. Но силы были явно неравны. Сравнительно молодой и натренированный, Петерт без особого труда вывернулся из-под Иннокентия Всеволодовича. Тот успел лишь намертво уцепиться за его левое плечо руками и зубами. Попытка Петерта стряхнуть его с себя успехом не увенчалась. И тогда он выстрелил…
Монахов не видел, как Илья Алексеевич Беловол свалил Петерта простым мужицким ударом в челюсть, как подоспели полисмены, скрутившие долговязого. Не слышал он и взревевших полицейских сирен. Не разобрал и того, что кричали разбегающиеся во все стороны перепуганные прохожие.
Чувствуя, как к горлу подкатывает горько-соленая тошнотворная волна, Иннокентий Всеволодович нашел в себе силы открыть глаза. Сквозь мутную пелену с трудом узнал склонившегося над ним Багаева.
– Кеша, родной, – Иван Иванович поддерживал его под голову, – потерпи. Рана дешевая. Пуля в брюхе. Но слева внизу – неопасно. Держись, милый…
Илья Алексеевич в это время бережно перетягивал кровоточащую рану Монахова снятой с себя и разорванной на полоски рубахой. Ремизов, сам морщась от боли, как мог, одной рукой помогал Беловолу.
– Я ж тебе говорил, старый хрен, сиди в машине… – продолжал нежно приговаривать Багаев, следя за тем, чтобы Беловол аккуратнее делал перевязку.
В ответ Монахов слабо улыбнулся и прошептал одними губами:
– Как ты мне надоел!..
– Не сомневаюсь! – с легкой иронией ответил Багаев, доставая из кармана смятую пачку сигарет и с наслаждением закуривая.
Из подкатившего медицинского фургона к ним спешили врачи…
Декабрь, 1998 год,
Санкт – Петербург
