* * *
А Ким в это время подходил к гостинице в наидурнейшем настроении…
Не ожидал он такого приема в Ленинграде. Мало того, что Бизон решил выдоить их с Соленым, словно последних фраеров, так еще и человек, которого корейцу удалось отыскать в одном из катранов
[97]
, не проявил особого участия.
Ким вышел на Жорика Лешего. Георгий Федосеевич Лешнин, аферист и картежник, отбывал в свое время срок вместе с корейцем. Прекрасно помнил старого кореша и знал о том, что Ким все это время не отходил от дел, крутился в Средней Азии. Даже обрадовался, увидев Циркача в катране. Сам в это время «раскатывал» какого-то лоха. И, судя по всему, игра подходила к кульминационному моменту. Несмотря на это, решидельно приостановил процесс и со словами «Циркач! Какая встреча!» поднялся со стула.
Они уединились в небольшой комнатке, и Леший сказал:
– Говори, Виталик…
Кореец весьма спокойно и достаточно подробно изложил ему всю историю с Бизоном. И по тому, как нахмурился давний дружок, понял: здесь не обломится.
– Боюсь, никто тебе не поможет, – печально заключил Леший. – Прости, Циркач, не слыхал за тобой дурного. И цинтовали
[98]
, опять же, вместе. Потому и не хочу тебе чесать по бездорожью
[99]
. Прими как есть, без зехера
[100]
. Ты – человек хоть и при понятиях, но… залетный. А тут своя свадьба. За Бизона в Ленинграде любой мазу держать будет
[101]
на любой разборке. О тебе же знают лишь понаслышке. Да еще, чего доброго, решат, что ты на Бизона чернилу
[102]
катишь. Тогда вообще цайс
[103]
. Хотя, конечно, это мое мнение…
Поблагодарив кореша за то, что хотя бы выслушал, кореец отправился восвояси, надеясь, что сумеет-таки отыскать в Ленинграде нужного авторитетного человека.
…Миновав холл гостиницы и поднявшись на свой этаж, он обратился к дежурной, пышноте-лой крашеной блондинке, скучающей за своим столом:
– Простите. Я из триста шестнадцатого. Меня никто не спрашивал сегодня?
– Знаете, нет, – одарила она его томным взглядом.
– А мой приятель?.. Из соседнего.
– Он ушел вслед за вами, минут через пятнадцать.
Последнее обстоятельство еще более омрачило настроение корейца. Куда понесло Соленого? Тот явно не протрезвел и мог в таком состоянии наделать немало глупостей.
Подойдя к своему номеру, Ким вставил ключ в замочную скважину. Успел лишь отворить дверь и шагнуть внутрь, как раздался мощный взрыв, вынесший все окна в «люксе» и дверь номера напротив. Тело корейца разнесло в клочья. Надрывно взвыла пожарная сигнализация…
* * *
Иннокентия Всеволодовича оперировали лучшие хирурги, которых нанял Бизон. И деньги не были потрачены даром. Уже через несколько часов больной пришел в себя. Он открыл глаза и увидел склонившегося над койкой Серегина. Хотел сказать ему что-то, но вместо слов из его горла вырвалось лишь глухое мычание.
– Молчи, молчи, тебе нельзя разговаривать, – произнес Бизон. – Ты спас мне жизнь. А эти мрази… Они уже освободили нашу землю. Не думай о них, – и добавил: – Теперь я твой должник…
В палату вошел один из помощников Бизона. Извинившись, они вдвоем отошли к окну.
– Слушаю тебя, – негромко произнес Серегин.
– Хозяин, Артур сказал, что не может переоформить на ваше имя сейф Соленого.
Иннокентий Всеволодович знал, что Артуром звали управляющего банком, в котором открыли счета Киму и Соленому. Там же Солонов арендовал сейфовскую ячейку.
– …Как так – не может?! – возмущенно выкрикнул Игорь Иванович. – Все он может, пусть не придуривается! Поступай как хочешь, но этот сейф!.. – Резко взглянув в сторону Монахова, он перешел на шепот: – Сделай так, чтобы этот сейф был переоформлен на меня. Сегодня же.
Помощник удалился. Бизон вновь подошел к кровати Иннокентия Всеволодовича. Старик заметно волновался и, похоже, куда-то спешил.
– Кеша, мальчик мой, сожалею, но мне нужно уезжать. Дела, черт бы их побрал. Ни днем ни ночью покоя нет.
Монахов лишь моргнул в ответ, давая понять, что все понимает.
– …Ну коли не помер – до ста лет доживешь! – оптимистично заверил Серегин, выходя из палаты.
* * *
На следующий день в палату Монахова вошел генерал Багаев. Он присел рядом и взял руку больного в свою.
– Спасибо, что пришли, – бледными потрескавшимися губами произнес Иннокентий Всеволодович.
– Я не мог не навестить тебя. Люди все ж, – печально произнес Иван Иванович. – И, знаешь, прости, что так все получилось. Я не хотел подставлять тебя.
– Вы здесь ни при чем.
– Как раз я и виноват во всем, что случилось. Я втянул тебя в эту канитель…
– Генерал, самобичевание нынче не в моде. – Монахов еле сдерживал тугой горький ком, подкативший к горлу. – А потом, вы же не прощения пришли просить…
– Да, ты прав, – кивнул Багаев. – Я пришел сказать тебе… что все кончено.
Превозмогая боль, Монахов повернул голову, чтобы заглянуть в глаза генералу.
– Да, да. Кончено. Ким с Соленым погибли. Бизона мы возьмем в ближайшее время. Игра завершена. Довольно тянуть резину.
– А камень?
– Может, и нет никакого бриллианта, – устало махнул рукой Багаев. – Мы потратили на его поиски столько времени, а результат – ноль. Ходили вокруг да около. Знаешь, иногда казалось: протяни руку – и нащупаешь камень! Более десяти лет поиска! С ума сойти! Все коту под хвост. Заколдованный этот бриллиант, что ли? Может, Соленый его давным-давно за бугор переправил. Я даже почти уверен в этом.
– А я… не уверен, – выдохнул Монахов.
– Что ты хочешь этим сказать? – почти безразлично спросил генерал.
– Бизон… Деньги Кима… и Соленого.
– Это ничего не доказывает. К тому же после ареста Серегина все средства будут перечислены в пользу государства. А камень – давно тю-тю.
От разговоров Монахову стало плохо. Он еще не до конца оправился от большой потери крови. Лицо побледнело, на лбу выступила испарина. Собрав последние силы, он произнес лишь два слова:
– Банк… Сейф…
