— Зачем ты пришел? Я же тебе сказала — даже не звони сюда.
— Ну почему? — удивленно спросил Лютаев.
— Потому что не надо. Я не хочу никого видеть. Я устала от всех. И тебя не хочу видеть.
— Меня? Кажется, я тебе тогда, в поезде, ничего плохого сделал? Ну, запустил подушкой в голову. Что здесь такого?
— Не хочу никого видеть и слышать, а тебя в первую очередь. Уходи отсюда.
— Оля, тебе плохо? — спросил Лютаев, заметив, что выглядит девушка не лучшим образом. — У тебя какие-то неприятности?
— Уходи немедленно! — пронзительно закричала она на весь подъезд. — Вон отсюда! Вон, урод!
Лютаев открыл рот от удивления, когда перед носом с грохотом захлопнулась дверь. Еще и обзывается. Он еще какое-то время прислушивался к доходившим из-за двери звукам. Кажется, она стучала рукой то ли по стене, то ли по полу, и плакала навзрыд. Или не рукой?
Нет, ну и кто здесь ненормальный — он или эта психованная девка? Жалко, ее не видит комендант общежития. Интересно, какой бы он диагноз ей поставил? Олег обругал себя за то, что должностное лицо при исполнении уродом назвал. Теперь вот и ему бумерангом обломилось. Ладно, в конце концов, он не доктор, здесь нужна консультация специалиста. Олег развернулся и медленно пошел вниз по лестнице. Видать, не ко двору пришелся. Бывает.
«Эх, Оля, Оленька… — думал Лютый, когда стоял на остановке и ждал трамвая, чтобы ехать в обратную сторону. — Что ж ты такая нервная, девочка? Надо бы разобраться…»
У самого общежития Олега остановили трое парней, с которыми он познакомился недавно в клубе «Амальгама».
— Братишка, погоди! — сказал примирительным тоном один из них, — рыжий. А лысый и тот, что с обожженным лицом, помалкивали, но тоже смотрели на Лютого вполне дружелюбно. — Разговор к тебе есть.
— Разговор? — переспросил Лютый. — Так мы вроде обо всем перетерли.
— Да нет, — покачал головой лысый. — Не обо всем. Садись в машину, прокатимся. — Голос у него не соответствовал внушительной комплекции — гундосый и тонкий, как у Петрушки.
Он показал рукой туда, где метрах в двадцати от общаги стоял все тот же джип «паджеро».
— Не бзди, афганец, ничего с тобой не случится.
Они погрузились в машину, проехали несколько кварталов и остановились возле маленького уютного ресторанчика «Чайка». Здесь парней знали и сразу же принялись накрывать для них стол.
— Быстрей-быстрей-быстрей! — подгонял официантку испуганный кооператор — немолодой поджарый мужичок в очках с обмотанной синей изолентой дужкой. — Не видишь, что ли. У нас гости!
Пацаны, в отличие от работников ресторана, никуда не торопились. Они расположилась за столиком в дальнем углу зала, откуда можно было контролировать вход в заведение.
— Это, братан, наш кабак, — гордо заявил Лютаеву танкист, вешая на спинку стула свою куртку.
— Ваш? Вы здесь что, работаете?
Трое братков громко заржали.
— Ага! — отсмеявшись, сказал танкист. — Работаем! Посуду моем на кухне в свободное от рэкета время, на жизнь, блин, зарабатываем!
— Мы этот кабак крышуем, — вполне серьезно пояснил Лысый и, догадавшись, что Олег отстал от жизни и не знает этого модного словечка, продолжал: — Проблемы решаем по мере поступления. Ну, если там конкуренты наши накатят или кто другой давить начнет, мы подскакиваем по звонку вон того буржуя, — он показал пальцем на хозяина заведения, — и даем всем по рогам. За это доброе дело с кабака приличную долю имеем — десять процентов от прибыли. Немалые деньги — сечешь?
— А он что, к ментам за помощью обратиться не может?
— Куда? — парни принялись ржать еще громче. — Да менты сами из него деньги тянут, как пылесосы! Ну, ты даешь, братишка!
— От меня чего надо? — спросил Лютаев, любивший все конкретное.
— A-а, ничего! — махнул рукой лысый. — Давай сначала похаваем.
На столе появились разные блюда — от запеченной по-монастырски свинины до красной лососевой икры. Посреди этой композиции официантка поставила большой запотевший графин.
— Нет, пацаны, — решительно отказался Лютаев, увидев на столе горючее. — Спасибо, я уже обедал. Говорите, что надо, и я пойду.
— Ты вообще когда-нибудь улыбаешься? — спросил его танкист. — Что ты с такой каменной рожей по городу ходишь?
— Не всегда, только по пятницам — как раз сегодня. Так что не повезло вам с днем недели.
— Ладно, не температурь, — посоветовал ему рыжий. — Мы ведь с тобой — одной крови, можно сказать. Ты тоже Афган прошел, должен же понимать, что к чему! Мы ведь к тебе всей душой, пойми, чудак-человек.
— Иди к нам в бригаду, — посоветовал лысый. — Не пожалеешь. Парни все свои, все Афган прошли. Мы с тобой такие дела замутим…
— Не будет у нас никаких общих дел, пацаны, — хмуро сказал Олег. — Вы людей грабите, а мне папка мой еще в детстве запретил с криминалом связываться, так что, как говорил один мой знакомый хохол, звиняйте, батьку, нам в разные стороны.
О том, что отца он никогда не видел, и поэтому тот ему ничего запретить не мог, Олег, само собой, умолчал.
— Да каких людей? — взвился танкист. — Кого ты людьми называешь? Вот этого барыгу? — он показал пальцем на хозяина заведения. — Это же частник, он кровь сосет из народа, эксплуататор херов. С него сам бог велел стружку снимать!
— И не одной мы крови, — продолжал Лютаев, как будто не слышал его слов. — Вы на Быкалова пашете, жопу ему лижете, по его команде «фас» любого, не раздумывая, порвать готовы. Значит, псы вы цепные, и никто больше. Собаки. А я сам по себе, — сказал, как отрезал, поднимаясь из-за стола.
И — понеслось. Трое братков, как по команде, кинулись на Олега. Но к нападению тот был готов, потому что приехал не на свиданку, а на самый обыкновенный бандитский сходняк. Заранее просчитав ситуацию, он резко перевернул перед собой стол, накрыв им сверху одного из противников. Второго — справа — достал ударом кулака в челюсть. Третьему повезло больше. Он успел влепить Олегу ногой в живот. Лютаев кубарем улетел к стене и больно ударился спиной, хорошо хоть успел напрячь мускулы пресса и хоть немного компенсировать пушечный удар. А трое благородных разбойников уже бежали к нему, чтобы затоптать, разорвать на куски, размазать по полу.
— Пидарас штопанный! — орал лысый. — Зубами порву, сука!
Остальные братки тоже не стеснялись в выражениях. Посетители испуганно повставали со своих мест и, тревожно оглядываясь, трусцой ретировались к выходу. Повара и обслуживающий персонал закрылись в кухне и подсобках, чтобы не попасть под шальной выстрел — в ресторане уже не раз происходили разборки с применением огнестрельного оружия. Хозяин заведения присел на корточки за стойкой бара, прикидывая грядущие убытки. Гибель в грохоте и треске очередного стола или стула он переживал, как личную трагедию.
