Девушка осеклась:
– Да?
Я повернула голову и увидела, что в окне, расположенном на
первом этаже, распахнулась форточка, а в ней торчит голова женщины лет
шестидесяти.
– Не она, – повторила голова, – та черная, на ворону
смахивает, в пятом подъезде живет.
Кира ткнула пальцем в красный «Мерседес»:
– Это ваша машина?
– Нет.
– Извините, пожалуйста, но вы стоите около нее, – начала
оправдываться девушка, – я подумала, раз рядом находитесь, то «мерин» ваш.
– Я просто притормозила передохнуть, сердце прихватило, –
соврала я.
Честно говоря, даже не знаю, в какой стороне груди находится
главный орган сердечно-сосудистой системы, кажется, слева. А может, справа?
Нет, там печень, то есть не там, а ниже. Наверное, вам это покажется странным,
но печень у меня никогда не болит, впрочем, желудок и прочие части тела тоже.
Вот голова иногда подводит…
– Это на перемену погоды, – сказала Кира, – с ума сойти
можно! То дождь, то снег, то солнце, лошадь и та не выдержит. Хотите я вам
валокординчика накапаю? У меня в медпункте есть.
– Большое спасибо, – улыбнулась я и пошла за медсестрой.
Глава 17
В чистеньком кабинетике мне поднесли мензурку с
остропахнущей жидкостью и заботливо усадили на стул.
– Представляю, как вас этот «Мерседес» раздражает, – завела
я разговор.
Кира всплеснула руками:
– И не говорите! Сколько раз просили, не паркуйте под
окнами, дети тут! Без толку, как не понимает. И ведь она одна такая! Больше
никто тут машины не ставит.
– А чего ей наши ребята, – пропыхтела, входя в медпункт,
тетка, ранее торчавшая в форточке, – машину свою бережет, боится небось, что
помнут, вот и запихивает в безопасное место, на тротуар, да в угол, лучше
парковки во всем дворе нет!
– Это Арина Яковлевна, заведующая, – пояснила Кира.
– Вы уж нас извините, – продолжила Арина Яковлевна, –
наскочили, накричали.
– Очень хорошо вас понимаю, – кивнула я, – крайне неприятно,
когда под окном грязь и шум.
– Нам даже детей некуда погулять вывести, – сердилась Кира,
– была площадка, но ее отобрали. Нет, надо этой бабе на капот кирпич сбросить.
Не поймет – еще раз камнем заехать, живо скумекает, что к чему, и прекратит тут
парковаться.
– Ремонт «Мерседеса» дорого стоит, – предостерегла я
медсестру, – если владелица обратится в милицию и сумеет доказать вашу
причастность к порче ее машины, заставят оплатить счет, а это не одна тысяча
долларов.
– И нам теперь всю жизнь на ее кабриолет любоваться! –
обозлилась Кира.
– Надо подумать, как поступить, – протянула я, – ну-ка
припомните, тут ничего особенного не происходило? С этой машиной?
Кира пожала плечами:
– Да нет, стоит себе весь день и стоит. Утром, правда, нет,
мы к семи приходим, а эта дрянь позже приезжает, небось проституткой работает!
– Кира!!! – возмущенно воскликнула Арина Яковлевна. – Не
городи чушь!
– А что? – не сдалась медсестра. – Где же она, по-вашему,
служит? Ночью ее не бывает, днем заявляется. На «мерсе» катается… И кто она,
по-вашему, учительница?
Арина Яковлевна вздохнула:
– Ну, не знаю.
– А еще у этой тачки сигнализацию замыкает! – не
успокаивалась Кира.
– Ну это нечасто, – решила быть справедливой Арина
Яковлевна, – очень редко подобное случается.
– Редко, но метко, – прищурилась Кира, – что с Лешей Коновым
случилось, а?
– Что с ним произошло? – полюбопытствовала я.
– Чуть не умер, а все из-за этого «Мерседеса».
– Каким же образом?
Кира поправила растрепанные волосы.
– Леша у нас эпилептик, мать у него алкоголичка, отец
наркоман, а бедный парнишка мучается.
– Еще хорошо, что у них ума хватило отдать мальчонку сюда на
пятидневку! – воскликнула Арина Яковлевна. – Мы его в порядок привели, приступы
почти прекратились.
– Ага, – прервала ее Кира, – лечили, лечили ребенка, и чего…
Я молча слушала гневную речь медсестры. Имея в ближайших
подругах врача, я великолепно знаю, что припадок эпилепсии может спровоцировать
внезапный испуг, в особенности у маленького ребенка. Кроватка Леши стоит у
самого окна, деток в его группе укладывают спать два раза в день, они еще очень
маленькие. Около одиннадцати утра нянечка укрыла ребяток одеялом, посидела
минут пятнадцать в комнате и, услыхав мерное сопение, решила пойти попить чаю. И
тут под окнами резко взвыла сигнализация. Правда, она тут же замолчала, но
Леша, проснувшись, испугался, и с ним начался припадок. В тот раз Кире самой не
удалось справиться с ситуацией, пришлось вызывать «Скорую помощь» и определять
малыша в клинику.
– А все из-за кретинского «Мерседеса», – злилась Кира.
– Когда же это случилось? – спросила я.
Медсестра полистала толстую амбарную книгу.
– Семнадцатого июля, жара стояла жуткая, вот мы окна и
приоткрыли, хотя какой в этом толк? С улицы гарью несло, но у нас в помещении
кондиционеров не водится, тут не Государственная дума, а ясельки, кто же нам
чего хорошее сделает. Вот и попал Леша на больничную койку, а все из-за этой
дуры. Убила бы ее в тот день, да только недосуг оказалось разборки затевать,
мальчику совсем плохо было.
– Варвара Степановна в нее кубиками бросаться стала, –
усмехнулась Арина Яковлевна, – все повышвыривала. Высунулась в окно и давай
кричать: «Эй ты, гадина, стой!» Всех детей перебудила, они потом час ревели.
Жуткий денек приключился: Леша в припадке, остальные в истерике!
– А почему нянечка кричала: «Стой»? – навострила я уши.
– Так эта дрянь села в «мерс» и укатила, – ответила Кира. –
Варвара Степановна у нас женщина интеллигентная, раньше в музыкальной школе
работала, но и она не выдержала, просто визжала от злости: «Ну ты, крыса
белобрысая, еще вернешься».
– «Крыса белобрысая», – медленно повторила я, – но ведь за
рулем всегда сидит яркая брюнетка.
Кира осеклась:
– Ага, верно.
