Я села у стола и увидела перед собой штатив с пробирками, в
которых мирно краснела неизвестная жидкость. Я огляделась по сторонам,
приметила на мойке множество пустых пузырьков, встала, взяла один и налила туда
немного лекарства. Конечно, не следует заниматься воровством, но я очень хорошо
знаю свою мигрень. Эта подлая болячка сейчас притаилась, ворочается где-то в
отдалении, но стоит мне приехать домой и лечь в кровать, как в висок вновь
воткнется тупая палка, вот тогда и выпью красную жидкость.
Когда Анюта вернулась в комнату, я с самым невинным видом
сидела совсем у другого стола, флакончик с лекарством был спрятан на дне сумки.
– У вас есть еще ко мне вопросы? – поинтересовалась Анюта.
– Конечно, – кивнула я.
– Тогда спрашивайте, – вздохнула она.
Следующий час я и так и этак пыталась узнать хоть что-нибудь
о Насте, но Анюта только разводила руками, она ничего не знала о девушке и
могла рассказать лишь о ее полном нежелании работать. Наконец разговор зашел в
тупик. Поняв, что ничего так и не узнаю, я вздохнула:
– Подскажите, как связаться со Львом Николаевичем.
– Он вернется только через две недели.
– Уехал отдыхать?
Анюта сурово поставила меня на место:
– Лев Николаевич никогда не отдыхает, сейчас он находится на
конгрессе фармакологов, который проходит в Египте, будет делать доклад,
вернется через четырнадцать дней.
Я постаралась не рассмеяться. Надо же, поехал на конгресс, а
не отдыхать! Я слишком долго преподавала на кафедре и хорошо знаю, зачем ученым
конгрессы. В первой половине дня правда все честно сидят в зале и слушают,
зевая, доклады. Как правило, ничего нового вы не узнаете. Если кто и сделал
интересное научное открытие, то он не станет дожидаться форума, который
собирается раз в пять лет, а опубликует исследования в научном журнале. Потом
следует обед, а затем культурная программа. Впрочем, не случайно съезд, на
который отбыл Лев Николаевич, проводится в Египте. Там сейчас тепло, и
профессор со спокойной совестью плещется в волнах. Конгресс – это лишний отдых,
и все воспринимают поездку именно так. Причем учтите, что, как правило, все
расходы на себя берет либо принимающая сторона, либо ваше родное учреждение. Вы
просто приезжаете и беззаботно селитесь в гостинице. Не знаю, как сейчас, но в
прежние времена было именно так.
Но сколько ни ехидничай, дело от этого не сдвинется с места.
Со Львом Николаевичем, безусловно, следует поговорить, но, увы, разговор
откладывается на целых четырнадцать дней.
Расстроенная, я приехала домой и обнаружила в гостиной
только одну Ленку, валявшуюся на диване.
– Где все? – поинтересовалась я, плюхаясь в кресло.
Девочка зевнула, потянулась и ответила:
– Зайка с Кешкой спать ушли, Машка тоже, близнецов еще в
восемь увели, они тут носились по комнатам, столик опрокинули. Знаете, чего
Анька сделала?
Я улыбнулась:
– Нет.
Анька и Ванька день ото дня делаются все забавней. Ваня у
нас тихий, просто незаметный, больше всего он любит сидеть в уголке и листать
журналы, где помещены фотографии автомобилей. Причем может это делать часами.
Зато Анька тайфун, и бедная Серафима Ивановна постоянно вытаскивает девочку из
разных мест. То безобразница горстями ест кашу из собачьей миски, то лезет на
стол в гостиной, то выливает в унитаз бутылку пены для ванной и в полном
восторге визжит, когда гора из белых пузырьков начинает подпирать потолок.
Ванька же, пока сестрица шкодничает, мирно изучает машины, осторожно водя
пальчиком по страницам. Он очень независимый и по каждому поводу имеет
собственное мнение. Не далее как вчера, когда он вышел в столовую, я попросила:
– Ваняша, поцелуй меня.
Целоваться Ванька научился недавно и делает это с
удовольствием. Мальчик подбежал к дивану и с жаром чмокнул бабушку в щеку.
– А меня? – оживилась Машка.
Ваняша оглядел ее и твердо ответил:
– Неть.
Он очень смешно говорит, не «нет», а «неть».
Машка рассмеялась и вытащила из сумки красную машинку,
уложенную в яркую упаковку.
– На, это тебе.
Ванька мигом схватил подарок и стал открывать коробку.
– Ну а теперь поцелуешь меня? – засмеялась Маруська.
Ваняша кинулся к тетке с объятиями.
– Продажная ты душа, – покачала головой Машка, – за машинку
любовь отдаешь!
Ленка села на диване и сбросила плед.
– Анька увидела в телевизоре Зайку. Сначала закричала:
«Мама, мама!», принялась тыкать пальцем в экран, а потом открыла тумбочку, на
которой телик стоит, заглянула туда и так расстроенно говорит: «Мама?» Я ей
ответила: «Ее там нет, она в телевизоре». Так Аня «Панасоник» обежала и давай
сзади смотреть. Очень смешно было. Думала, что Зайка в тумбочке сидит или за
телевизором спряталась!
И Ленка опять зевнула.
– Иди спать! – велела я.
– Неохота.
– Ты же зеваешь все время.
– Это от скуки, – пояснила девочка, – такую ерунду
показывают, тоска! Смотреть нечего. По одной программе дядька о смысле жизни
говорит, по другой тетка на скрипке пиликает, по третьей поп выступает.
Сбеситься можно, ни одной киношки.
– Почитай книжку.
– Нет.
– У нас большая библиотека, книги на любой вкус.
– Нет. Не люблю читать, скучно.
Я вздохнула. Нехорошо получается, привезла сюда девочку и
бросила. Бедный ребенок томится от безделья, и ведь не может она день-деньской
валяться у телевизора, щелкая пультом. Надо заняться ее судьбой, выправить
документы, нанять педагогов… Ладно, этой проблемой займусь завтра.
Нужно встать из кресла и пойти в спальню, но на тело
неожиданно навалилась всепоглощающая лень, шевелиться не хотелось. Ленка снова
улеглась на подушки и принялась переключать каналы, бормоча:
– Во дрянь какая! И кто только такое глядит!
Я тоже тупо смотрела в экран, на прыгающие картинки.
Окончательно разозлившись, Ленка резко села и столкнула на пол мою сумочку. Та,
упав на ковер, раскрылась, все содержимое вывалилось.
– Ой! – воскликнула Ленка. – Я случайно! Ща подберу, извините,
пожалуйста!
