Из глаз градом полились слезы. Я прижала сопящего мопса к
груди и зарыдала в голос:
– О, мой мальчик! Не переживу твоей кончины, о, как ужасно!
Зачем смерть забирает тебя столь рано…
Дверь спальни распахнулась, на пороге появилась разгневанная
Зайка в розовой байковой пижамке.
– Что за… – начала было она, но потом осеклась и кинулась к
моей кровати: – Даша! Ты плачешь?
Я с трудом кивнула:
– Хучик! Мой любимый, мой сладкий, мой родной…
– Что случилось? – заорала Ольга.
Тут же из коридора послышался топот, и в спальне очутилось
все взрослое население дома в той или иной степени раздетости.
– Мать, – укоризненно сказал Кеша. – Господи! Ты ревешь!
– Хучик…
– Что с ним? – кинулась к мопсу Машка.
– Он умрет, а я вместе с ним…
Невероятное ощущение любви и горя затопило меня. Машка
попыталась отнять у меня Хучика.
Внезапно я увидела, какая Машка противная: толстая,
белобрысая, с визгливым голосом. И вообще, члены моей семьи настоящие уроды:
Кеша бледный как смерть и болезненно худой, Александр Михайлович настолько
отвратителен, что и смотреть на него не хочется, Ольга похожа на куклу Барби,
она так же глупа… Нет, хочу жить лишь с Хучиком!
– Мальчик мой! Свет очей моих, ненаглядный, за что… за что…
за что… Придет смерть и погасит луч света… «Восстала из мрака младая с перстами
пурпурными Эос…»
– Это что? – попятилась Машка.
– Гомер, – вздохнул Кеша, – мать помешалась! Цитирует то ли
«Илиаду», то ли «Одиссею», говорит гекзаметром…
– Уйдите все вы, ненавижу вас!
– Ну и ну, – покачала головой Зайка.
– Оставьте меня… Хуч! Хучик!!!
Тут в комнату из коридора ворвались Снап и Банди. Пит,
недолго сомневаясь, взлетел на мою кровать. До носа долетел резкий запах
собачьих консервов.
– Банди, – взвыла я, – мой любимый! Иди сюда! Никому не
отдам!
– Надо вызвать врача, – нахмурился полковник.
Дальнейшее помнится плохо. Мигрень просто взорвалась в
голове, погребя под собой остатки разума. Омерзительные домашние суетились
вокруг, вызывая все новые и новые приступы злобы.
– Уйдите, – молила я, прижимая к себе Хучика, – все
убирайтесь вон! Не желаю вас видеть, завтра же уеду вместе с собаками!
Ненавижу, ненавижу! Хучик! Банди!
Откуда-то из тумана вынырнуло лицо Оксаны, потом передо мной
возник неизвестный мужчина. Его рот с отвратительно толстыми губами беззвучно
шевелился. Потом до ушей донесся вопрос Оксаны:
– Что ты ела? Или пила? Немедленно отвечай.
Я поползла в самый дальний угол кровати, крепко прижимая к
себе Хучика. Какой у Оксаны мерзкий голос: визгливый, назойливый. А это
неприличное любопытство! Что ела, что пила? Какое ей дело!
– Быстро отвечай, – потрясла меня Ксюта за плечи.
Я чуть не задохнулась! От Оксаны несло потом и гадкими
духами!
– Ну живо!
– Собачьи консервы, – неожиданно выпалила я и провалилась в
сон.
Я проснулась оттого, что чихнула. Я села, зажгла лампу и с
удивлением увидела на диване посапывающую Оксану. Подруга была одета в джинсы и
свитер. В полном изумлении я перевела взгляд на часы: ровно восемь утра. Отчего
Ксюта тут? Иногда она остается ночевать у нас, но тогда ложится в спальне для
гостей, Оксана никогда не спит в моей комнате, да еще одетая.
И тут взгляд упал на Хучика. Боже, как я люблю эту собаку.
Мгновенно в голове заворочались воспоминания. Вчера я устроила домашним дикую
истерику, отчего?
Внезапно Оксана села и спросила:
– Ну как?
– Ничего, – осторожно ответила я, отмечая про себя, что
лучшая подруга отвратительно выглядит: кожа желтая, вокруг глаз синяки, и
вообще, у нее слишком длинный нос, а волос на голове просто нет. Боже, да она
уродка!
Ксюта села.
– Давай рассказывай.
– О чем?
– Обо всем!
– Какое право ты имеешь…
– Ага, ясно, – кивнула Оксана, – что пила? Или ела?
Вдруг на меня навалилась апатия.
– Салат «Цезарь» в кафе.
– И что в нем было?
– Ты никогда не пробовала салат «Цезарь»? – скривилась я. –
Листья салата, белое куриное мясо, гренки и сливочный соус, который в некоторых
ресторациях заменяют на майонез, чем делают блюдо совершенно несъедобным!
– Я не раз ела «Цезарь», – спокойно ответила Оксана, – не о
нем речь. Ты пила что-нибудь?
– Сок свежевыжатый, из яблок с сельдереем, готовили при мне.
– Еще что?
– Ничего.
– За весь день?
– Угу.
– Нельзя сказать, что ты обжора, – вздохнула Оксана, –
постарайся припомнить, может, случилось нечто… Ну кто-нибудь дал тебе таблетку
или накапал настойку?
– Зачем? – осторожно спросила я, отодвигаясь подальше от
Ксюты. – Не подходи ко мне близко.
– Почему? – резко поинтересовалась Оксана и придвинулась
почти вплотную.
Я чуть не задохнулась от запаха пота и быстро зажмурилась,
чтобы не видеть ее лица.
– Почему? – повторила та, которую я считала своей лучшей
подругой. – А ну открой глаза.
Я послушно подняла веки и неожиданно выпалила:
– Ты жутко противная и не моешься!
Оксана отошла к окну, села в кресло и спросила:
– Ну-ка скажи, сколько лет мы вместе?
– Страшное дело! Столько не живут!
– Почему же ты раньше не делала замечаний о моей
неряшливости?
Я призадумалась:
– Ну… ты так не пахла!
Оксана кивнула:
