– Нет, конечно, – улыбнулся Глеб, – Павлик
приходил, мой аспирант. У него сегодня статья вышла, вот, решил отметить
первую публикацию с научным руководителем. Он так радовался, пришлось выпить с
ним.
– А что вы ели? – спросила Маргоша, которая
никогда не подозревает мужа ни в чем плохом.
– Сыр порезали, – грустно ответил Глеб, –
колбаску.
– Ах ты мой несчастненький, голодненький бегемотик, –
захлопотала Марго, – сейчас курочку подам, вот только духовку нагрею.
Повернув ручку, она пошла к холодильнику, намереваясь
вытащить курицу, завернуть в фольгу…
Короче, она занялась ужином, но тут из включенной духовки
понеслась такая вонь! Испугавшись, что забыла там сковородку с пластмассовой
ручкой, которая от высокой температуры стала плавиться, Маргоша, натянув на
руки толстые простеганные варежки, распахнула дверцу и ахнула. На решетке
лежали чужая косметичка и шарф.
Глава 5
– Что это? – прошептала Марго, выуживая наружу
найденное.
– Пудра, губная помада и прочая дрянь, – буркнул Глеб.
– Но как они сюда попали? – недоумевала наивная
Маргоша. – Я не пользуюсь такими дорогими вещами, тут сплошной Диор!
Любая другая жена мигом бы сообразила, в чем дело, и
налетела на неверного муженька с кулаками. Даже мне в процессе рассказа стало
понятно, что Глеб, воспользовавшись отсутствием законной супруги, привел
любовницу, а когда нежданно-негаданно женушка заявилась домой, проявил
недюжинную смекалку, запихнул пассию в шкаф, намочил себе голову и сунул Марго
в руки фен. Пока моя глупая подружка хлопотала вокруг изменника, девица
выскользнула наружу. Вот только она забыла на кухне косметичку с шарфиком, а
Глеб в страшной спешке засунул улики, как ему показалось, в самое укромное
местечко, в духовку. Да уж, коли изменяешь жене и прячешь в плите вещи
любовницы, не требуй тогда вкусного ужина.
– Правильно, – затопал вдруг ногами Глеб, – ты
вообще ничем не пользуешься! Погляди на себя, просто бочка с салом!
Отвратительная, жирная, бесформенная. Да с тобой стыдно куда-нибудь пойти! Что
за одежда? Где ты откопала эту юбку! А сапоги! Говнодавы! Такие носили во
времена Наполеона! Отчего ты не оденешься нормально? Просто позор! С тобой
поговорить стало не о чем, клуша! Да, у меня есть другая, но в том, что она
появилась, виновата только ты, ты, ты и больше никто.
Как все мужчины, Глеб моментально нашел козла, вернее, козу
отпущения – жену. Впрочем, посмотрите вокруг, такое поведение свойственно
сильной половине человечества.
Если бы я оказалась в подобной ситуации, то ни за что бы не
стала радовать неверного муженька своими слезами. Сначала доходчиво объяснила
бы ему: плохо одета оттого, что трачу последние заработанные деньги на его
костюмы, преспокойно сложила бы все шмотки развратника в сумку и пинком
отправила поклажу на лестницу со словами: «Вот бог, вот порог, ступай к своей
любви, желаю счастья, мой ангел».
И не надо бояться, что он уйдет навсегда. Мужчины
терпеть не могут радикально изменять свою жизнь. Еще больше им не по вкусу,
когда подобные решения принимают за них другие. Девоньки, зарубите себе на
носу: правильно и вовремя брошенный муж подобен бумерангу, он обязательно
прилетит назад.
Но Маргоша только рыдала, чем довела Глеба до белого
каления. Много чего «хорошего» сообщил он ей в ту ночь. Потом как ни в чем не
бывало слопал купленные женой йогурты и отправился спать на выстиранных ею
простынях.
Бедная Марго лила слезы до семи утра, а потом поехала в
Ложкино. Еще один дурацкий поступок. Никогда нельзя самой покидать семейную
территорию, пусть уходит тот, кто выказывает недовольство другой половиной.
– Делать что? – причитала подруга, превращая кружевной
пододеяльник в засопливленную тряпку.
Я вырвала у нее из рук вконец испорченный угол и сунула
ей носовой платок.
– Во-первых, успокойся!
– Да, – заныла Марго, – хорошо тебе…
– Очень, – кивнула я, – убежала от четырех мужей,
может, поступала каждый раз опрометчиво, была нетерпима и слишком прямолинейна,
но не позволила себя унижать!
– Ага, – причитала Марго, – когда это было!
В молодости!
– У нас и сейчас еще не старость. – Я начала
злиться. – Вот лучше скажи, ты чего хочешь?
– В каком смысле? – Она перестала рыдать.
– В смысле дальнейшей жизни, – усмехнулась
я. – Вернешься к Глебу или ну его на фиг?
– Ох ты какая, – заскулила Марго, – злая! Я в
него всю жизнь вложила, ухаживала, заботилась, а теперь другой отдать? Доктора
наук и профессора! Готовенького!
– Ну и что? Хоть поживешь спокойно, без докуки.
– Я не могу одна! – взвыла подруга.
На мой взгляд, существовать самой по себе намного
комфортней, чем в паре, но спорить с Марго не стану.
– Значит, надеешься на мир с Глебом?
– У него любовь, – вновь залилась она
слезами, – страстная, с девчонкой-аспиранткой, ей всего двадцать пять.
– Прекрати, – пнула я ее пяткой, – хорош выть,
слезами горю не поможешь. Ладно, так и быть, научу, как поступить, но имей в
виду, слушаться меня должна беспрекословно, ясно? Через три месяца, а то и
раньше, Глеб приползет на коленях. А ну иди умываться!
Сгорбившись и всхлипывая, Марго поплелась в ванную.
Я быстро влезла в джинсы.
– Какая ты худенькая, – завела Маргоша, выныривая из
санузла. – Хорошо тебе!
Я усмехнулась. А еще встречаются люди, которые
говорят мне с плохо прикрытой завистью ту же фразу, только заканчивают они ее
по-иному.
– Хорошо тебе, два языка знаешь!
А кто, спрашивается, мешает вам их выучить? Я-то не
родилась с нужным знанием в голове, корпела над грамматикой, когда остальные
носились по танцулькам.
– Ты тоже можешь так выглядеть, – сообщила я Марго.
– Никогда, – занудила та, – куда мне.
– Есть план! – воскликнула я. – Ты худеешь,
сильно… м… сколько сейчас весишь?
– Девяносто, – плаксиво протянула Маргоша, –
утром, голая.
– А когда замуж выходила?
– Пятьдесят весила.
– Значит, надо потерять сорок кило, – резюмировала
я, – отлично. Сначала приводим в порядок фигуру, потом меняем гардероб,
макияж и прическу. Прости, но у тебя овин на голове.
