Но я пропустила мимо ушей брюзжание старичка. Лично мне
комфортней иметь дело с молодым парнем, чем с шатающимся от слабости дедулькой.
Целый час мы с Димой обсуждали дело, потом он выписал мне
квитанцию и сказал:
– Вам скидка, как моему первому клиенту.
Я улыбнулась:
– Говорят, я приношу удачу, вот увидишь, после меня клиенты
к тебе толпой пойдут!
Дима хихикнул, я встала, запуталась ногой в свисающем с его
стола шнуре, пошатнулась и упала в проходе. Мне на спину шлепнулся телефонный
аппарат.
– Не разбился?! – воскликнул Дима.
– Вроде нет, – ответила я, кряхтя и пытаясь встать на
ноги, – отлично себя чувствую.
– Я про телефон, – радовался паренек, –
целехонек!
«Гриб» зашелся в кашле.
– Ну-ну, – прохрипел он, – ну-ну, спаси господь
вашего клиента.
– Вы бы, Альберт Валентинович, лучше вспомнили, как утопили
Каранышева, которого судили за мошенничество в особо крупных, – дрожащим
голосом отбивался Дмитрий Павлович, – прокурор потребовал шесть лет, а
после вашей замечательной речи мужику десятку вломили, такое вы впечатление на
судью произвели!
«Мухомор» побагровел и стал издавать такие жуткие звуки, то
ли крик, то ли кашель, что я вылетела в ужасе в коридор. Не хватало только
стать свидетельницей его кончины на рабочем месте!
Решив больше сегодня не испытывать судьбу, я пошла к
Прокофьеву и принялась звонить в дверь.
– Кто там? – пропищали изнутри.
– Сергей дома?
– Какой?
Вопрос меня слегка удивил.
– Прокофьев! А что, их тут несколько?
– Нет, – гремя замками, ответил кто-то, – для
порядка интересуюсь!
Дверь распахнулась, перед глазами открылся длинный коридор,
увешанный тазами. На пороге стояла крохотная бабулька, обутая, несмотря на
теплый июнь, в валеночки.
– Чего тебе, деточка? – тоненьким голосочком
осведомилась она.
И тут до меня дошло, квартира-то коммунальная!
– Мне нужен Сергей Прокофьев.
Бабуся поморгала выцветшими глазками:
– А ну пошли ко мне.
Мы протиснулись в довольно просторную комнату, обставленную
допотопной мебелью.
– Садись-ка, – велела старушка, – рассказывай про
себя все, без утайки, муж есть? Пьяница?
– Нет, – обалдело ответила я.
– А дети?
– Двое.
– Эхма, – вздохнула старушонка, – надеюсь, собак
не держишь?
– Пять их у меня, еще две кошки, хомяки, жаба… Да в чем
дело? Какая вам разница, кто у меня живет?
– Ишь ты, – обозлилась бабуся, – когда сюда
въедешь и в соседках окажешься, поздно будет локти кусать. Хватит с меня, и так
всю жизнь с алкоголиками прожила, имею право хоть на старости лет спокойно
деньки скоротать, а тут ты с зоопарком!
– Так вы решили, что я здесь комнату купить хочу!
– Ну да, Серега свои хоромы продает, у него две залы, и у
меня тут одна. Деньгами где-то разжился и решил отдельно жить. Прямо
удивительно, откуда только средства взял!
– Ну жена умерла, наверное, ее бизнес продал!
Старушонка визгливо рассмеялась:
– Кто бизнес продал?
– Сергей!
– Чей?
– Так Светы, жены своей покойной.
– Хи-хи-хи, – развеселилась бабуська, – бизнес!
У Светки! Ну уморила, пьяница она была, алкоголичка запойная, бутылки у
вокзала собирала, вот и весь ее доход. Да сколько раз она ко мне приходила и
ныла: «Зинаида Власьевна, дайте десяточку. Серега получку принесет, тогда и
верну!» Я-то сначала кошелек расстегивала, а потом перестала, никогда она долги
не возвращала!
– А мне говорили, что Светлана зашилась!
– Нет, так и умерла. Выпила на улице и в сугробе заснула, а
ведь и не такая старая была.
– Вот бедняга!
– Так ей и надо, – отмахнулась Зинаида
Власьевна, – какой толк от пьяницы! Хорошо, детей не настрогала, а то вот
у нас, в семьдесят второй, Ныкины проживают, глушат водку, а ребятки оборванные
да голодные шляются. Старший тоже к рюмашке прикладываться стал. Вчера иду из
магазина, а он мне навстречу, бредет, спотыкается, это в тринадцать-то лет!
– Что же Сергей жену не лечил?
– Сам хорош, – отмахнулась старушка, – тоже
употребляет, но правда, не до такой степени, как Светка, он все-таки из
приличной семьи. Работает нормально, чего-то изучает, объяснял мне, а я забыла!
Тут из коридора послышался грохот.
– О, – оживилась Зинаида Власьевна, – Сергей
пришел, он всегда таз роняет! Эй, Сережа, иди сюда, покупательница заявилась!
В комнату заглянул худой дядечка с болезненно-бледным
лицом.
– Вы по поводу жилья?
Я кивнула.
– Тогда пошли ко мне, – оживился Сергей.
Мы оказались в коридоре, а потом в просторном помещении с
огромными окнами.
– У меня тут две комнаты, – словоохотливо принялся
объяснять дядька, – все просторные, по двадцать метров, окна во двор, шума
никакого. Соседка одна, да она на ладан дышит, помрет – вся квартирка
вашей будет.
– Что же вы съезжаете? – медленно спросила я.
– Центр надоел, – быстро ответил Сергей, – он для
богатых людей, тут цены чудовищные. Я в Марьино собрался или в Братеево.
– И вы с женой вдвоем жили в этих комнатах? –
удивилась я.
– Так раньше здесь куча народа была, – охотно пояснил
Сергей, – отец, мать, два моих брата, бабушка с дедом, тетка с дядькой. На
головах друг у друга сидели, а потом умирать начали, один я и остался, словно
перст, никого вокруг.
И он уныло уставился в грязное окно. Я внимательно
разглядывала мужика. Грязные редкие волосы прилипли к яйцеобразному черепу,
длинный нос свисает почти до подбородка, маленькие, близко посаженные глазки
мечутся под неожиданно широкими бровями, узкие губы кривит ухмылка, плечи
покрыты перхотью, костюм заношенный, грязный, и пахнет от Ромео немытым телом.
Перед глазами встал Андрюшка: красивый, статный, великолепно
одетый, благоухающий дорогим одеколоном, веселый, с белозубой улыбкой, богатый.
