Вновь повернувшись к безымянному призраку, я спросил:
— Вас убил Ной Волфлоу?
После короткого колебания она кивнула:
«Да».
— Вы были его любовницей?
Опять заминка.
«Да».
Прежде чем я успел задать третий вопрос, она подняла руку, чтобы показать мне обручальное и свадебное кольца, разумеется, не настоящие, а призрачные. Настоящие она носила до смерти.
— Его женой?
«Да».
— Вы хотите, чтобы он понес заслуженное наказание?
Она энергично кивнула и прижала обе руки к сердцу, как бы говоря, что только об этом и мечтает.
— Я посажу его на скамью обвиняемых. Остаток жизни он проведет в тюрьме.
Она покачала головой и провела указательным пальцем по шее. Этот жест всегда и везде трактовался одинаково: «Убей его».
— Скорее всего, мне придется, — ответил я. — Добровольно он не сдастся.
Глава 25
Задержавшиеся в этом мире души не всегда становятся источником важной информации. Даже тем, кто хочет мне помочь, мешает их психология как в смерти, так и в жизни. По причине того, что они потерялись между этим миром и последующим, здравомыслие призраков зачастую страдает из-за страха, замешательства, а возможно, и эмоций, которые я не могу себе даже представить. В результате иной раз они ведут себя иррационально, мешают мне, хотя пытаются помочь, отворачиваются от меня, когда мне особенно нужна их помощь.
Стремясь вытащить из убитой жены Волфлоу как можно больше информации, пока она настроена на сотрудничество, я продолжил:
— В доме есть мальчик. Как вы и говорили.
Она энергично кивнула. Глаза наполнились слезами, потому что даже призраки могут плакать, пусть их слезы ничего не намочат в этом мире.
Поскольку мальчик говорил, что его откуда-то привезли и он хотел туда вернуться, ранее я предположил, что он не родственник Ноя Волфлоу и никак не связан с Роузлендом. Но слезы женщины заставили меня отказаться от первоначального допущения.
— Ваш сын.
«Да».
— Ной Волфлоу — его отец?
После паузы она раздраженно глянула на меня и ответила утвердительно:
«Да».
— Я полагаю, вы знаете обо мне только одно, — я могу видеть вас и тех, кто не ушел из этого мира. Но я хочу, чтобы вы знали, что я оказался здесь из-за вашего сына. Мой дар привел меня сюда, чтобы помочь ему, и я сделаю все, что в моих силах.
Кроме надежды на ее лице отразилась неуверенность. Материнская озабоченность ушла с ней даже в смерть. Конечно же, я чувствовал, какая она несчастная.
— Он говорит, что хочет вернуться туда, где был, но я не знаю, откуда он сюда попал. Он какое-то время жил где-то еще, может, у бабушки и дедушки?
«Нет».
— У тети и дяди?
«Нет».
— Обещаю вам. Я отправлю его туда, где он находился раньше.
К моему удивлению, она испугалась, отчаянно замотала головой.
«Нет, нет, нет».
— Но он хочет вернуться, очень хочет, и ему придется куда-то уехать, когда все закончится.
Явно расстроенная, умершая миссис Волфлоу прижала руки к голове, словно та разболелась от одной мысли о том, что ее ребенка куда-то увезут.
— Серийные убийства — это не вся история Роузленда. Здесь творится что-то чертовски странное. Роузленд не останется прежним, он обретет известность, превратится в магнит для морально деградировавших, психически неустойчивых, последователей разных культов, уродов всех мастей. Мальчику придется вернуться туда, где он раньше жил, тем более, что он сам этого хочет.
Страх перекосил ее очаровательное лицо, а злость заставила замахнуться на меня кулаком.
Задержавшиеся в этом мире души мертвых могут прикоснуться ко мне, — и я их почувствую — если намерения у них мирные. Когда же они хотя причинить вред, удары проходят сквозь меня, подтверждая бестелесность призраков.
Почему так, я не имею ни малейшего понятия. Не я устанавливал правила, а если бы мне позволили их переписать, я бы внес кое-какие изменения.
Я даже не знаю, почему я не такой, как все.
Вновь миссис Волфлоу попыталась ударить меня, потом третий раз. Ничего не получилось, на ее лице отразилось отчаяние, она издала вопль, который я, конечно же, не услышал.
Я видел, что она не только злится, но еще испугана и раздражена. Впрочем, я не думал, что она может дойти до белого каления, разъяриться до такой степени, чтобы устроить полтергейст и начать швыряться трупами.
Моя догадка оказалась правильной. Она отвернулась от меня, пробежала мимо мертвых женщин и исчезла, поравнявшись со своим пробитым пулями телом.
Иногда мне кажется, что я сплю, когда на самом деле бодрствую. Моя реальность столь же нереальна, как земли, по которым я брожу во сне.
Одинокий, если не считать за компанию мертвых женщин, я посмотрел вверх на шесть рядов позолоченных шестерен. Сверкающие зубцы цеплялись друг за друга, кусали, не откусывая, жевали, не проглатывая, шестерни беззвучно вращались, продвигаясь через подвал от одной стены к другой, словно какие-то часы в аду, по которым дьявол отмерял продвижение к вечности.
Глава 26
В подвале с адскими часами застывшие во времени мертвые женщины давали безмолвные показания о том, сколько зла может сотворить человек. Если бы я встретился взглядом с их невидящими глазами, то обязательно бы заплакал. Но не было у меня времени ни на слезы, ни на смех, поэтому я направился к спиральной лестнице, разгневанный, но без злости.
Оззи Бун, автор детективов-бестселлеров, который живет в Пико Мундо, мой четырехсотфунтовый наставник, друг, суррогатный отец. Он появлялся в нескольких томах моих мемуаров, а его советы по части писательства использованы во всех.
Он посоветовал излагать все легким тоном, потому что материал очень уж мрачный. Если не освежить его юмором, говорит Оззи, читать мои книги будет маленькая аудитория из озлобленных нигилистов и убежденных нытиков, и я не достучусь до сердец читателей, которых может вдохновить надежда, живущая в моей истории.
Моя рукопись не будет опубликована при моей жизни, хотя бы потому, что меня начнут осаждать люди, которые придут к ошибочному выводу, будто я могу контролировать мое шестое чувство. Им захочется, чтобы я выполнял роль медиума между ними и их близкими на Другой стороне. Некоторые могут совсем уж неправильно истолковать мой дар и придут ко мне с просьбой излечить их от всего, начиная от рака и заканчивая обжорством.
Здесь, далеко от Пико Мундо, я должен учитывать настрой полиции и судов, где мне едва ли удастся найти человека, который с пониманием воспримет мою историю о мире, являющемся невидимой частью привычного ему мира, о более сложной реальности, чем та, что ограничивается материальными объектами. Меня могут признать виновным, а тех, на кого я обратил свой гнев, защищая невинных, как раз и назовут невинными жертвами. В лучшем случае я попаду в тюрьму или, скорее всего, в сумасшедший дом, и все годы ожидания решения суда я не смогу использовать свой дар, чтобы кому-то помочь, потому что адвокатская паутина обездвижит меня.
