Я оглядываюсь, но безлунная ночь по-прежнему ожидает зарю. Замаскированного лианами и кустами жерла трубы я не вижу и не могу определить, как далеко мы ушли.
Джоли идет дальше, я — рядом с ней.
С того самого мгновения, как мы вошли в тоннель, идти приходилось в подъем. Теперь угол наклона возрастает. И вскоре я чувствую, что тоннель закругляется влево.
В следующие минуты происходят три тревожных события, два — в кромешной темноте, одно — при слабом и таком желанном свете.
Сначала моя знаменитая интуиция — будь у нее нюх и зрение, она бы ничем не уступала ищейке и ястребу — говорит мне со все возрастающей настойчивостью, что тоннель этот совсем не дренажный. Я предполагал, что построили его, чтобы собирать ливневые потоки с обочин четырехполосного шоссе или из сети дренажных канав, проложенных для того, чтобы не допускать эрозии прибрежных холмов. Но по этому тоннелю вода в море не стекает, он не является частью инфраструктуры, отсоединен от нее.
Пока девочка ведет меня в лишенной запахов темноте, мне открываются две истины, связанные с тоннелем. Во-первых, ведет он не к ливневым канавам или дренажным решеткам. Дальше нам предстоит столкнуться с чем-то особенным, а в конце пути нас ждет огромное сооружение таинственного предназначения. Эта информация не приходит ко мне в виде череды образов — я просто чувствую, куда мы идем. Попытки сконцентрироваться на этих загадочных объектах ни к чему не приводят. Никаких новых подробностей узнать не удается. Как, собственно, и всегда, мой сверхъестественный дар, с одной стороны, достаточно сильный, чтобы я чувствовал себя не в своей тарелке, с другой — слабее, чем мне хотелось бы.
Вторая истина заключается в том, что место, к которому ведет тоннель, считается заброшенным, но на самом деле это не так. До меня доходят смутные образы колоссальных структур, огромных помещений, как пустых, так и заполненных необычного вида машинами, давно уже не использующимися и поржавевшими. Но где-то в этом монументальном сооружении, среди древних зданий, в которых только ветер да призраки тревожат осевшую пыль, существует активная зона. Конечно же, крошечная, в сравнении с тем, что ее окружает, но сама по себе достаточно большая и хорошо укрепленная, полностью укомплектованная мужчинами и женщинами, которые трудятся, как пчелы в улье.
Второе из трех тревожных событий, случившихся в этом темном тоннеле, — следствие моих откровений, осознание, что впереди находится что-то жуткое, и с таким невероятным злом мне сталкиваться еще не доводилось. Предчувствие дурного нарастает лавиной, вызывая с трудом контролируемый страх и опасение, что это зло готовится обрушиться на меня мощью цунами высотой в милю.
Я верю — я знаю, — что неизвестное зло, которое я чувствую и которого боюсь, не здесь, оно достаточно далеко, ждет впереди, в укрепленной активной зоне. Существование этой зоны я ощущаю, но ее саму увидеть не могу. Эта идеальная темнота давит на меня, а вот девочка в ней как рыба в воде, и у меня возникает неприятная мысль: ей так комфортно в темноте, потому что она сама порождение тьмы, а совсем не тот невинный ребенок, за которого я ее принимаю, и связана с далекой угрозой, к которой, похоже, меня и ведет.
Она шепчет:
— Мы подходим к порожку, не споткнись, — и сжимает мне руку, чтобы подбодрить.
Ее подчеркнутая забота должна бы успокоить мои нервы, но этого не происходит. Уверенность, что впереди затаилось неведомое, гигантское зло, не уходит, наоборот, нарастает. Услышав историю убийства юного Максвелла одержимыми демоном родственниками, увидев, как красотка Ардис превратилась в жаждущую крови марионетку с мясницким ножом в руке, у меня нет причины бояться этой неизвестной угрозы больше, чем я боюсь кукловода, с которым уже столкнулся в «Уголке гармонии», но моя интуиция настаивает на собственной правоте.
Обещанный порожек высотой в пару дюймов. Мое левое плечо касается, возможно, тяжелой сдвижной двери, и мой пистолет, зажатый в пальцах левой руки, со звоном стукается о сталь. Через резиновые подошвы я чувствую металлическую вставку на порожке шириной с фут.
— Берег достаточно далеко, так что мы можем рискнуть, — говорит Джоли, отпуская мою руку и включая маленький карманный фонарик размером с маркер.
Луч света радует, но толку от него немного, потому что темнота смыкается сразу после его перемещения, черная и враждебная, а тени на стальных стенах напоминают замученных граждан в какой-то параллельной реальности, отделенной от нас тонкой, искажающей мембраной.
Узкий луч показывает, что труба осталась позади, и мы в прямоугольном помещении шириной в десять и длиной в двадцать футов. Пол выложен керамическими плитами, разделенными не затиркой, а тонкими полосами полированной стали. Стены и потолок — нержавеющая сталь.
Лучом девочка указывает на лом и деревянные клинья нескольких размеров.
— Мне приходилось открывать двери, а это нелегко. Иногда я думала, что лопнет сонная артерия. Наверное, раньше они управлялись пневматикой, но теперь техника вышла из строя.
Взрезанная темнота хуже полной, которая ей предшествовала. Даже в небольшой комнатке абсолютная темнота позволяет представить себе просторное помещение, а здесь расстояние от потолка до пола чуть больше семи футов, да и холодный блеск стали не поднимает настроения.
— Что это за место? — спрашиваю я.
— Возможно, труба, по которой мы пришли, давным-давно служила для сброса ливневых вод, до того, как дедушка купил «Уголок». Но кто-то связал с ней эту систему. Кто-то странный и не ради чего-то хорошего, если ты спросишь меня. — Она освещает стены справа и слева, и я вижу двойные ряды отверстий диаметром с дюйм. — Я много об этом думала и поняла, что сначала все это было аварийным выходом. Если люди использовали его, то сначала проходили обеззараживание в этих комнатах… может, из-за бактерий и вирусов. Может. Точно я не знаю. Но похоже на то. А если ты — посторонний и забрался так далеко, тебя здесь запирали и вместо тумана, уничтожавшего вирусы или что-то там еще, сюда закачивали ядовитый газ.
— Посторонний? В каком смысле?
Прежде чем девочка успевает ответить, слышится громкий гул, какой иной раз сопровождает землетрясения. Доносится он сверху, а поскольку громкость усиливается, я с опаской смотрю в потолок.
— Наверное, восемнадцатиколесник, — объясняет Джоли. — Мы под Прибрежной автострадой, за территорией «Уголка».
Она ведет меня к дальней стене, где четыре ступени поднимаются к еще одному порожку. Здесь она опять раздвигает створки стальной двери. За ней помещение, неотличимое от того, где мы находились.
Она проходится лучом по стальному потолку, прежде чем войти в эту комнату.
— Каждому требовалось пройти через два этих воздушных шлюза, чтобы добраться до берега. Они не хотели рисковать.
Я иду за Джоли.
— Кто «они»?
— У меня есть кое-какие идеи, — отвечает девочка, но на том замолкает и ведет меня через этот второй воздушный шлюз к еще четырем ступенькам, за которыми третья дверь из двух раздвижных створок.
