— Башка до сих пор гудит после теплового удара, а тут еще контузило немного! — ответил я.
— Если хочешь в академию поступать, не свети ни тепловой удар, ни тем более контузию. Это ведь головной мозг, очень ревностно мои коллеги к этим травмам относятся, могут забраковать еще до экзаменов. Дураки, сам понимаешь, никому не нужны! Ха-ха-ха! Я это серьезно говорю, подумай! Ну иди, тебе Сбитнев подробности на месте расскажет, — хлопнул меня по плечу доктор и полез обратно в укрытие от солнца, сделанное из двух накидок, растянутых как полог.
Он лег, высунул голову наружу, протер запотевшие очки и принялся отмахиваться от мух, липнувших к потному красному лицу. Доктор всем видом показывал, что желания со мной разговаривать, у него больше нет. Жирок медленно плавился и вытекал через поры тела. Чувствовалось, офицер-медик переживает увиденное за сегодняшний день, но виду не подает, крепится. Трупы утром после боя на трассе, перевязка раненых, теперь еще тяжело раненые. Даже у врачей нервы не железные и стойкость не беспредельная.
Я хлопнул минометчика на прощание по плечу и попросил:
— Смотри, точнее с арткорректировкой, опять не перепутай, как в Джелалобаде, «Кутузов»! — и, ругая солнце, двинулся вниз.
Вслед услышал:
— Да пошел ты, умник!
Не понравилось, что я не удержался и напомнил про обстрел нашей роты армейской артиллерией и «Градами», когда Радионов с нами был корректировщиком в Черных горах. Ничего, полезно освежить ему память, может, лишний раз перестрахуется, уточнит наше местонахождение.
— Уразбаев! Уразбаев! — закричал я, оглядываясь. Этот хитрец уже куда-то спрятался. Лежит под навесом и молчит, делает вид, что не слышит и что-нибудь жрет. — Уразбаев! Ты где, проклятый гоблин! — рявкнул я еще громче.
Из-за полога крайнего укрытия высунулась потная жующая физиономия.
— Товарищ лейтенант, иду сейчас, одын минута, чай очень горячая.
— Тридцать секунд, достаточно на два глотка.
— Опять шутите, да? — улыбнулся солдат.
— Нет! Вылей эту бурду, нам через пятнадцать минут нужно быть на месте!
Солдат сделал один судорожный глоток, обжигаясь, выпил жидкость и засеменил следом.
* * *
Еще два распадка и два подъема. У-ф-ф. Кто только придумал эти проклятые горы, черт бы побрал эту жару, рухни небо на эту страну! Будь она проклята!
На краю каменной стены сидел грустный командир роты и грыз зубами стебель сухой колючки, уныло глядя вдаль, где по ущелью шла группа из пяти человек.
— Вот и я! Еще раз привет! Кто это ушел? — тяжело дыша, поинтересовался я, упал рядом, завалившись на правый бок. Пот струился ручьями, маскхалат вместе с тельняшкой прилипли к телу, даже кроссовки взмокли.
— Это был Бронежилет, тебе повезло, что с ним разминулся. Всю силу своего гнева он обрушил на мою голову.
— Как все произошло? Как они подорвались?
— Да хрен его знает! Там ни старого окопа, ни СПСа не было. Место удобное, вот и решили оборудовать пулеметную точку. На два штыка лопаты даже не успели углубиться, как раздался взрыв. Серега смотрел в бинокль на дорогу, ему посекло осколками правую сторону симпатичной физиономии и в кисть попало. Бойцам досталось еще крепче. После взрыва я и медик через пять минут были уже здесь. Юрка-медик молодец, кровь, хлеставшую из горла Кайрымова, остановил; поначалу думали, Садык до вертолета не доживет. Но ничего, натыкали промидол, перетянули жгутами раны на руках. Это он задел что-то в земле лопатой, и принял на себя большинство осколков. У Юрки золотые руки и стальные нервы. Кровищи вокруг — море, а он что-то шьет, клеит, перевязывает. Мне даже дурно стало с непривычки. А он же окурок изо рта не выпускает и только матерится сквозь зубы.
— У Сомова как дела? — поинтересовался я.
— Сомову меньше досталось, но тоже не лицо, а сплошное месиво. Глаз — одни ошметки, и щека — в клочья.
— Да, бедный клоун. Теперь парню не до смеха. Глаз левый или правый?
— Левый. А какая разница? — удивился Сбитнев.
— Никакой. Просто спросил. Лучше бы оба глаза, сохранились. Куда еще попали осколки?
— Обоим немного посекло по ногам до паха.
— Жизненно важные органы какие-нибудь не задеты?
— Какие-нибудь не задеты. Между ног у всех цело, если ты это имел в виду. И грустно, и смешно, но выглядит так, словно у них на яйцах были бронежилеты. Все задело, кроме этого. Так что через неделю Сережка на медсестричках будет скакать, его ранения-то плевые. А бойцов жалко: хорошие солдаты.
— Были. Теперь они уже не солдаты, и вряд ли вернутся обратно, — вздохнул я.
— Это точно, хотя бывает, что и после ранения возвращаются. Пасть зашивают, зубы вставляют и в строй, — грустно улыбнулся Вовка.
— Тебе лучше знать, ходячий экспонат чудес советской стоматологической и челюстной хирургии.
— Ну ладно, поболтали, теперь о деле. Занимай оборону, строй бойницы, рой окопы, готовь круговую оборону, командуй взводом. Лонгинов, уходя, обещал: около месяца нам предстоит загорать и плавиться на солнышке, пока техника колоннами будет внизу сновать туда-сюда. Курорт, мать твою!!! Командование приняло решение — построить взлетную полосу для самолетов на аэродроме в Файзабаде. Чтобы не только вертолеты и «кукурузники» садились, а большегрузные самолеты. Машины станут возить плиты, блоки, кирпич, щебенку, цемент весь месяц. Возможны попытки прорыва «духов» к дороге, задача — не допустить этого. Твой сектор — от половины хребта с левой стороны и до четвертого хребта справа, дальше сидит разведвзвод, и это уже будет его линия обороны. Поставь вокруг сигнальные мины, их вертолетом завезли на всю роту, часть я сейчас заберу, третью часть бойцы от Мандресова придут взять. Поделись по-братски, не жмись. Далеко не устанавливай, а то зверье будет бегать, зацеплять.
— Техника снизу нас поддерживать не будет? — поинтересовался я. — Что-то не видно никого у шоссе.
— Нет, всех забрали, они дальше стоят. Помочь сможет только авиация и артиллерия, не дай бог, до этого дойдет. У тебя один ПК, другой у Мандресова, а у меня в кулаке АГС и «Утес», ну и миномет, если что — помогу вам обоим, чем смогу. Послезавтра вызову, придешь доложить о проделанной работе. Будь здоров, не кашляй!
— Постараюсь, спасибо на добром слове.
* * *
Командир ушел с солдатами, нагрузившись сигналками, а я принялся озираться по сторонам. Итак, что у меня есть и кто у меня есть?
— Сержанты! Есть кто живой? Всем ко мне! — крикнул я. Загребая пыль ногами, подошли Муталибов и Зайка.
— Гасан, ты как тут оказался? — удивился я. — Если не изменяет память, ты из другого взвода?
— Ротный привел, для усиления этого коллектива, — усмехнулся сержант. — Он сказал, что узбеки меня боятся и я буду помогать вам.
