У-ф-ф. В горле запершило, в груди зажгло и перехватило. Давно я лошадиные дозы не пробовал! Сразу в голове зашумело, контрольная планка упала, в голове перегорел предохранитель — и все, что планировалось, забылось. Думал, пропустить четыре рюмки и на боковую, отоспаться на мягкой кровати. Куда там! Все пошло кругом, завертелось, закружилось…
Жара, голодный желудок, ослабевший организм. Все поплыло…
Второй тост, за роту, за батальон, третий тост, стоя, за погибших. А дальше понеслось без организации. Наливали, кто сколько мог и кто что хотел. Постепенно, как всегда на таких мероприятиях, окурки и огрызки заполнили стол, начались песни, пляски, мелкие выяснения отношений. Бутылки опустели, спиртное закончилось, и я с Ветишиным и Бугримом в обнимку распевая пьяными голосами песни, пошли за коньяком к сантехнику-спекулянту.
Мы брели и горланили песни во всю глотку, наслаждаясь жизнью. Только после тяжелых мучений, ежеминутного риска радуешься тому, что по-прежнему существуешь. И жизнь, даже такая дрянная, становится приятной. Ночь была чернее, черного, освещение не горело, и по дороге мы едва не заблудились. Купив водку и коньяк, заполнив руки бутылками, на обратном пути столкнулись нос к носу с Ломако и Муссолини.
— О, вот и наши орлы из первого батальона! — радостно потер руки в предвкушении мести за мой несдержанный язык зампотыл. — Пьяницы, надо обязательно их примерно наказать! Особенно Ростовцева! За мной к дежурному по полку! Шагом-марш!
— Пусть пока отдыхают, завтра разберемся, — потянул его за руку в сторону командирского модуля замполит полка. — Пусть ребята расслабятся один раз за два месяца. Отстань от них.
Муссолини был навеселе и потому в хорошем настроении. Он слегка покачивался из стороны в сторону, и ему не хотелось рисоваться в штабе «под мухой».
— Миша, ты скоро? — крикнул замполит.
— Иду, иду! — откликнулся кто-то заплетающимся языком и из-за угла на нетвердых ногах вырулил шеф особистов, пытавшийся неслушающимися пальцами застегнуть ширинку.
— Лейтенанты! Шагом марш отсюда! Отдыхать! — повысил голос Мусалимов.
Мы дружно скрылись в темноту, а затем шатаясь и спотыкаясь на каждом шагу, направились к своим собутыльникам.
— Витька, а ты в темноте за лейтенанта тоже сошел! Промолчал, что прапорщик, скрылся за нашими спинами! А завтра, крыса тыловая, будет искать третьего лейтенанта, и им, наверное, окажется Острогин! — засмеялся я, теребя за кудрявые волосы, прапорщика.
— А что, прапорщик не человек? — возмутился Бугрим.
— Такой, как ты, конечно, человек, а вот начальники складов. Это все козлы, чмыри! Жулье! — прокричал Сережка в ухо Виктору и полез обниматься.
— Отстаньте, пьяницы, я уже устал вас тащить под руки! Стойте на ногах, а то бутылки разобьем! — отстранился прапорщик.
— Это кто тут хочет пузыри разбить? Где эти негодяи? — раздался зычный командный голос с напускной серьезностью, по которому я узнал командира танкового батальона Романа Ахматова. Он сидел на лавочке у входа в женский модуль и насвистывал.
— Товарищ майор! Здравия желаем! Это мы хулиганим, дисциплину нарушаем! Приглашаем Вас к нашему стволу! — расплылся я в счастливой пьяной улыбке.
— Наверное, не к стволу, а к столу? — уточнил сидевший рядом начальник штаба батальона Гена Светлооков.
— О-о-о! Танкисты в полном составе! — закричал Ветишин.
— Пойдемте с нами, с удовольствием приглашаем вас, присоединиться. Особенно лично я, как бывший танкист, — пробормотал я заплетающимся языком.
— Нет, мужики! Пойдемте к нам! У вас на столе уже пусто, шаром покати, и пьянка перешла в фазу вялотекущего, но усиливающегося скандала с переходом в драку, — сказал комбат. — А у меня закуска есть, но выпивки уже нет.
Мы попытались робко возразить, что, мол, коллектив ждет, что приглашаем к себе…
— Ерунда! — гаркнул Роман. — Какой к черту коллектив! Там все попрятались по комнатам или сбежали, когда Ломако с замполитом зашли разогнать этот бедлам. Сейчас кое-кто вернулся, но это уже не мероприятие. Да и потом, не для того мы тут пятнадцать минут вас караулим, чтобы вернуться с пустыми руками. Итак, марш за мной!
И в довершение своей тирады Ахматов схватил нас с Сережкой за руки и повел за собой, подавив последнее сопротивление. Геннадий сломил сопротивление прапорщика и подхватил Бугрима, который нес бутылки.
* * *
Мы пришли в модуль к танкистам, где я оказался впервые за год службы. Почему-то не доводилось тут бывать: война, наряды, служба. Довольно уютная комната комбата была перегорожена тремя шкафами и делилась на две части. В одной пили, а в другой спали. Там, где спали, храпел уже «готовый» замполит, а за столом сидел командир роты Скворцов и какая-то брюнетка. На первый взгляд, довольно симпатичная, стройная девушка. Правда, после стольких рюмок симпатичной показалась бы, наверное, любая.
— Знакомьтесь, мужики, это Элеонора! Эля, Элька, Элен, если кто не знаком, а это наши славные пехотинцы…
— А я их всех знаю, кроме вот этого лейтенанта, — ткнула она в меня пальцем.
— О, это замполит первой роты Ростовцев. Сейчас мы будем обмывать его орден. Правильно я говорю, лейтенант? Ты ведь сегодня виновник торжества? — больше утвердительно, чем вопросительно произнес комбат.
— Ага, — кивнул я головой и уставился на девушку.
— Наливать — наливай, а на деваху мою не глазей, а то еще одну дырку в ней просверлишь, — громко рассмеялся комбат и похлопал меня по плечу.
— Разливай по бокалам полнее, не стесняйся. Тут все свои! Ик — ик… — пьяно заикал начальник штаба, сел за стол и отключился со стаканом в руке.
Оказывается, он все это время бродил на автопилоте и теперь терял контроль над собой. Делать нечего, я понял, что от танкистов отделаться «малой кровью» не получится и живыми они нас к своим уже не выпустят. Я быстро разлил коньяк по хрустальным французским стаканам. Затем Роман произнес:
— За братство по оружию, за пехоту, которой тут достается больше всех, ну и за тебя, замполит. До дна!
— Пей, пей до дна, до дна, — принялся подбадривать меня Скворцов, пресекая мою попытку не допить.
— Не оставляй зло, посуда должна быть пустой, а то не видать тебе больше наград! — и Ахматов ладонью прижал стакан за донышко к моим губам.
— Роман, постой, уже в глотку не лезет! — поперхнулся я и закашлял.
— Нэ лизэ! Ты как в анекдоте про парубка в першую брачную ночь, — усмехнулся Бугрим.
— Рассказывай, — распорядился Роман.
— Парубок женился, а шо з молодой жинкой делать, не знает, — начал рассказ Виктор. — Приходит к папане и говорит: «Тату шо з ней робить и как?» Отец отвечает: «Сынку все будэ нормально. Погладь невесту, поцелуй, и пойдет как по маслу». Проходит час, прибегает сынок, весь взъерошенный и перепуганный: «Тату шо робыть — нэ лизэ ну ни як!» Отец его успокаивает: «Не волнуйся, кажи, щоб помогла!» Проходит еще час. Вновь сын примчался и будит отца: «Ой тату, нэ лизэ, ну никак! Отец опять успокаивает: пойди в сени там крынка пятилитровая со сметаной, возьми с собой помакнешь — поможет». Парубок убег, еще через час возвращается, потный, усталый, и с порога орет благим матом: «Батька не лизэ, ну ни как нэ лизэ!» Отец удивленно спрашивает: «И со сметанкой?» — «Ни тату, в крынку к сметанке ни как нэ лизе!»
