Дурацкое сидение в кишлаке заканчивается через неделю. Сбитнев вызывает к себе, и мы, собрав пожитки, взвод за взводом, пробираемся к его посту.
— Ну что, замполит! Как тебе не скучно быть взводным?
— Да нет, командир! Счастлив не видеть тебя целую неделю, а также рожи прочих взводных.
— Что ж, предоставляю тебе возможность не видеть нас еще какое-то время. Твой взвод и ГПВ идут во главе роты. Двигаемся вдоль канала до дороги на Чарикар. Вести огонь можно и вправо, и влево. Наших там нет, и наверное, никогда еще не было. Пробьемся этим путем на пост их второго взвода, завезем боеприпасы и уходим!
— Приказ понял, командир! Мы «разорвем» всех «духов», прорвемся к заставе. Чего бы нам это не стоило!
— Ну-ну, шути-шути! Давай двигай, рейнджер. Посмотрим, как будешь шутить на дороге у канала.
Сапер, пулеметчик Зибоев и прапорщик Голубев шли впереди, за ними четыре БМП. Время от времени наши лупили из пушек и пулеметов вправо и влево. «Зеленка» молчала, но было очень неуютно, и в животе от страха крутило.
«Духи» внезапно вышли из-за дувала лоб в лоб на Голубева. Прапорщик первым выпустил длинную очередь и завалил пару мятежников. Бойцы залегли за стеной, и началась перестрелка. Пули и осколки свистели над головами, но, к счастью, не цепляли никого. К нам добрался первый взвод. Острогин упал возле меня и обрадовано хлопнул меня по плечу.
— Что, жив, курилка? «Духов» много?
— А хрен их знает! Головы не поднять, чтоб их пересчитать.
— Так политдонесение и пошлем без точных данных?
— Главное, что листовки никак не раскидать обманутым дехканам! Ха-ха! Контрпропаганда срывается! Ну ничего, на винограднике развесим. А ну, Серега, подай снаряженный магазин!
И я, ухмыляясь, всадил длинную очередь в стреляющие развалины.
Внезапно вокруг начали рваться мины. Минометы! Фонтаны земли взметнулись вокруг нас. Ужасный свист осколков. Комья земли забарабанили по броне.
— Бойцы, отходим, — заорали мы с Серегой одновременно.
Осколи со свистом плюхались вокруг, и стало по настоящему страшно.
— Быстрее к броне! — проорал Острогин. — Уходим к ротному вон в тот дом, он там. Сергей показал на большой дом с высоким забором, разбитым осколками.
Мы метнулись к броне, и тут же были засыпаны вокруг новой партией мин. Черт! Дьявол! Солдаты метались по арыкам между виноградниками и заборами. «Духи» минометным огнем отрезали наше отступление. Разрывы вздымались плотными рядами. Чудом без потерь мы отползли к бронемашинам и, скрываясь за ними, попятились дальше в укрытие.
Во дворе дома на поваленном бревне сидел старший лейтенант Сбитнев и по радиостанции докладывал обстановку.
— Ну что, герои! Бежали от превосходящих сил противника? — ухмыльнулся Вовка.
— Командир! — усмехнулся я. — Мы бились как львы, но шакалов много! Временное отступление, но сейчас отдышимся и прорвемся в «Сталинград».
— Сейчас поработает артиллерия вокруг нас, а затем идем на прорыв. Все ясно?
— Да, ясно. Володя добавь нам еще пулеметчика для интенсивности огня в «зеленке».
— Бери, Ник, для группы прорыва и для тебя лично ничего не жалко! Шутки в сторону: как только артиллерия стихнет, короткими перебежками возвращайтесь на позиции, откуда отошли, за вами пойдет техника. Вперед, удачи!
Едва-едва два взвода выскочили из двора в виноградник, как по нам сразу раздались выстрелы из развалин. Виноградник наполнился пороховой гарью от разорвавшихся мин, свистом пуль и осколков. Мы лежали лицами в землю, и грязь падала сверху нам на спины. Серия взрывов прозвучала за высоким дувалом, оттуда послышались вопли солдат. Мина разорвалась прямо возле меня, и Хайтбаеву разнесло щеку и бок. Он рухнул мне на руки, а кровь хлестала из ран сержанта мне на нагрудник. Я был весь в крови, но эта кровь была не моя. При помощи другого солдата я заволок раненого за ворота и положил у тыльной стены. Во дворе был хаос. Множество солдат корчились от боли, а те, кого не зацепило, перевязывали раненых.
— Где ротный? Сбитнев!!! — заорал я. — Володя!
Сквозь пелену дыма увидел, что санинструктор склонился над бревном, а на его коленях лежала голова ротного, вся в крови. Ротный что-то хрипел.
— Что с ним, Степа?
— Челюсть разбита осколками и посекло руку. Будэ житы. Не страшно, но лицо может измениться.
Я склонился над ротным:
— Вова, как ты? Сбитень, держись!
— Дай сигаретку, закурить хочу.
— Я ж не курю.
— Найди! Все у тебя не как у людей. Не куришь, не пьешь, наверное, и баб не любишь — прохрипел ротный.
— Томилин, сигарету ротному, — заорал я.
— Да и я ведь не курю! — ответил сержант, перевязывая уже Хайтбаева.
— Дубино! Сигарету ротному! Вечно у тебя, Томилин, не как у людей! — рявкнул я на санитара.
Дубино сунул сигарету в окровавленный рот Сбитнева, прикурил ее. Ротный поманил меня рукой, чтоб я к нему наклонился.
— Давайте прорываться. Как хочешь, но «духов» надо отбросить! — прохрипел он мне в ухо и закашлялся, при этом кровь захлюпала во рту, и капли брызнули мне в лицо.
— Я выдернул окурок из его зубов.
— Вовка, похоже, с сегодняшнего дня курить ты уже бросил. Без зубов вообще курить неудобно. Ну, у тебя и рожа. Теперь тебе будет очень удобно и легко свистеть.
— Ты, сволочь, мне и так больно, а ты смеешься, издеваешься.
— Не смеюсь, а сочувствую. Подбадриваю.
— Когда тебе яйца оторвут, я тоже посочувствую, что тебе теперь будет легко плясать и танцевать.
— Со мной учился один парень в училище, у него было полмизинца. Очень удобно в носу ковырять. А у тебя тоже будут плюсы: легко и быстро по утрам чистить поредевшие зубы.
— С глаз уйди моих, — зашипел командир. — Вперед! Под пули, марш! Может, тебе тоже скоро будет больно, и чего-нибудь будет не хватать. Ник, надо вырваться!
В его глазах застыли слезы. Я погладил его по голове. В русых волосах набилось много мелких комочков глины и пыль. Он протянул мне ладонь, и мы пожали друг другу руки. Сбитнев махнул рукой и закрыл глаза.
— Томилин! Степан! Всем вколи промидола, не жмись, и перевязывай, — приказал я, убегая к винограднику.
Из-за «Урала» вышел зам. комбата — Бронежилет Ходячий. Про него мы совсем забыли, а ведь он тут нами рулит! Где-то отсиживался? Я побежал быстрее вперед, чтоб не объясняться с этим контролирующим. Два взвода ползли по арыкам между виноградными лозами к высокому дувалу. В небе появились четыре «крокодила». Лишь бы по нам не бабахнули. Я перевернулся на спину и пустил красную ракету в сторону «духов», может, заметят целеуказания.
