— Всем выговор, Острогину — строгий выговор.
Офицеры загудели, а Сергей вполголоса сказал: «Да пошел ты!» Но начальник штаба крикнул: «Разойдись!» — и заглушил высказывание Острогина.
Я уже закипал и хотел поддержать «бунт на корабле», но не успел.
* * *
— Серега, пойдем попьем лимонада, — предложил я. — Нужно немного охладиться, а то взорвемся от избытка отрицательной энергии. В магазин «SI-SI» завезли.
— Пойдем, угощаю, — вздохнул взводный, и мы зашагали к магазину.
— Ребята, ребята, постойте, а я? А меня угостить, я ведь тоже пострадал сегодня, — заорал нам вслед Ветишин.
— Ладно, иди, сегодня хвосты не обрубаю. Если после покупки носков останутся деньги, угощу и тебя.
— Парни! Ну почему у ваших родителей такая убогая фантазия? Каждый второй или Серега, или Саша? Это что коллективная мания шестидесятых годов?
— Зато тебя так обозвали, что и не запомнишь, не выговоришь.
— Я — сибирский старовер.
— Понятно, — улыбнулся Острогин, — это те, которые замороженные в тайге живут.
Я обнял за плечи взводных и воскликнул:
— Иду между двух Сергеев — к удаче!
— Ник, я приглашаю тебя на гадание, хочешь узнать свою судьбу? — предложил Ветишин.
— Глупость, конечно, но я совсем не против, если это будет сопровождаться чаепитием. А кто будет ворожить?
— Ник, гадать и предсказывать будет библиотекарша.
— Это кто, Наташка? Блондинка крашеная? — удивился Острогин.
— Балда, ту в октябре выслали домой! Ты что не знал? — хмыкнул я.
— Нет. А за что выгнали?
— За невнимательность, увлеченность и самоотдачу!
— Ну, ты загнул, Ник, как это?
— За частую самоотдачу! Девица, если помнишь, была довольно занятная и симпатичная. Артюхин тогда еще в штабе дивизии служил и к нам зачастил. В библиотеке часами просиживал и все вздыхал. О поэзии, о смысле жизни и еще черт знает о чем разговаривали. А чеченец, сержант Коздоев из разведки, был гораздо шустрее Гриши. Помните его?
— Помню, а как же, отменнейшая сволочь!
— Так вот, он подошел к делу гораздо прогматичнее, перевел все на материальную основу — подарил часики и предложил пять тысяч «афошек», на том и сговорились. Видимо, позже проболтался, а может, сам друзьям предложил поучаствовать в «скачках», но только Артюхин что-то пронюхал. Явился в читальный зал, дверь оказалась запертой, но изнутри слышался подозрительный шум. Гриша бегом к Золотареву, тот кликнул Цехмиструка, вместе вызвали начальника клуба. В окошко заглянули, но ничего не разглядели, тогда открыли замок запасным ключом. Дружной компанией зашли внутрь, и чуть было не рухнули в проходе. На столе, задрав ноги, лежала полуголая Наташка, стонущая и пищащая, а потный Коздоев сверху «кочегарит, дровец подбрасывает».
— Гы-гы, — захохотал Острогин. — Представляю физиономию секретаря парткома! Старый анонист, наверное, дар речи потерял!
— Они все онемели. Начальник клуба, Серега, как самый тактичный, тихонько вышел, а остальные остались. Шум страшный, стол трещит и шатается, стучит о стену, милая парочка так увлеклись, никого не замечают! Минуты две так стояли, смотрели: бесплатная порнуха! Цехмиструк покраснел, вспотел, смутился и тоже выбежал на улицу, а замполит и Гриша наблюдали весь процесс. Больше всего их взбесило то, что не остановились, не прервались! Все расценили это как цинизм и обоюдную наглость! Сержант глаза скосил и продолжил, пыхтя, свое дело, а Наталья сделала вид, что ничего не слышит, не видит, и вообще, ее ничто не касается.
— Может, подруга, и правда, вся отдалась любимому занятию и увлеклась. Видно, была, заводная штучка? — ухмыльнулся Ветишин. — Я ее не застал в полку, наверное, позже приехал.
— Не знаю, не опробовал ее. Золотарев их согнал со стола, не оценив «шоу». Коздоева, на ходу одевающегося, потащили к начальнику штаба, он его какой-то дальний родственник. Они там. в горах все меж собой родня. А Наталью в партком. Библиотекарь — работник идеологического фронта!
— Ах-ха-ха! Девчонка-то на другой фронт приехала! — зашелся хохотом Серж. — Ты-то откуда все знаешь, под столом сидел? В полку вместе в это время были, но я ни ухом, ни рылом?
— Начклуба рассказывал, мы с ним в один день приехали, из одного училища, поэтому приятельствуем.
— В партком, говоришь, повели, гы-гы! — продолжал смеяться Ветишин.
— Серега, не для того повели, о чем ты думаешь, а как с членом партии беседовать. Пришили аморалку, а она заговорила о пылкой и страстной любви, потребовала даже извинений. Но Коздоев рассказал о деньгах, и все стало на свои места. Наташке дали двадцать четыре часа на сборы — и с треском в Союз. А характеристику ей Артюхин лично написал, за растоптанные чувства.
— Ой, как неласково и строго! За что так? Полезным делом человек занимался! — произнес Острогин.
— Полезным, очень, если бы не за деньги. А еще лучше с Золотаревым. Или если бы просто так с солдатом по согласию, а то за «бабки»! Проституция! Коздоев все в подробностях выложил, что дело было поставлено уже на конвейер, но сорвалось, — закончил я рассказ о той гнусной истории.
— Сержант — сволочь! И так хорошеньких мордашек почти нет, одни «крокодайлы»! Последних куколок выгоняют! Извращенцы проклятые! Педики! — согласился молодой летеха.
— Раньше я был постоянным читателем библиотеки, Наташа всегда находилась на боевом посту, а старую Вальку днем с огнем не найти. Где она шатается?
— Ха! Был постоянным читателем библиотеки или библиотекарши?
— Без двусмысленных намеков! Коздоеву на столе я конкуренцию не составлял!
— А на чем?
— Да пошел ты… — выругался я.
— Ну ладно, продолжай! — взмолился Острогин.
— Не составлял нигде, да и «пайсы» — столько не соберешь, тариф большой. Артюхин всех офицеров отшивал, мне намекал, что много читаю, а Мелещенко и Шерстнева открытым текстом на… послал. Они с Олегом Шерстневым друг друга перед клубом за грудки трясли. А опасность от сержанта исходила: этот с материальным предложением подошел, «дверочка-щелочка» и открылась безо всякой лирики… Эх! Всего два месяца девчонка продержалась в полку! Но гонору поначалу было много! Я думал недотрога!
— Хм, еще какая дотрога, — хмыкнул летеха.
— Продолжай треп, как события развивались, — потребовал Острогин. — Какое взыскание ей вынес Цехмиструк? По партийной или по половой линии?
— Нет, парткому ничего не обломилось. Вмешался в процесс Иван Грозный. Филатов рявкнул, что не допустит больше борделя в клубе, а то офицеры и солдаты в одной очереди окажутся. Пожадничала Натаха, сглупила, надо было на Артюхина запасть. До сих пор бы с книжек афганскую пыль сдувала. А так, где-то в Центральной России страдает, ее, бедолагу, такой характеристикой в дорогу снабдили, что только по прямому назначению работать. Хрен, куда примут с такой характеристикой и резолюцией: «Выслана из Афганистана за разврат и аморальное поведение».
