Лонгинов, как старый приятель, обнялся со знакомым нам комбатом.
— Абдулло! О, ты настоящий командир! Друг!
— А, командор, салам, здравствуй! — похлопал афганец после дружеских обниманий по плечу и меня.
— А, доктор! — улыбаясь, пожал он руку Степану. — О, сарбозы! — и спецназовец принялся на своем языке быстро и радостно болтать с Зибоевым и Мурзаиловым. Братья-мусульмане сияли от счастья.
— Командор спрашивает про ротного Кавуна и высокого офицера — про Грошикова, — перевел вопросы Зибоев.
— Скажи ему: они домой уехали, война для них закончилась, с женами отдыхают, живы и здоровы!
— Говорит, что рад за командоров, просит всем передавать от него привет.
— Обязательно передам при встрече. Горячий, пламенный привет, — ухмыльнулся я.
Нас принялись водить по казармам, медпункту, автопарку, спортплощадке. Очень все убого: минимум рассыпающейся мебели, застиранное постельное белье, рваные одеяла, старые автомобили — намного хуже и беднее, чем у нас. В заключение прошел митинг, на котором каждому вручили по наручным электронным часам, а управленцам еще и по сервизу. Вот это да! Хорошо-то как, не даром потеряно время. Экскурсия с элементами восточной экзотики, да еще с материальной выгодой.
Их командир полка долго обнимал нашего, они расцеловались, и афганец вручил Филатову магнитофон. Иван Васильевич даже растерялся в первую минуту.
— Это подарок полку?
— Нэт, нэт, это лично вам, моему хорошему советскому другу! Бакшиш (подарок)!
«Иван Грозный» обхватил своими «медвежьими лапами» маленького полковника, и тот исчез в крепких объятиях. Как говорится, едва не убил очередного собственного сына. «Кэп» задумчиво и смущенно почесал затылок (мы афганцам в знак дружбы на всех подарили только самовар и гитару) и, сняв с себя бушлат, одел на афганца и трижды, расчувствовавшись, расцеловал. Пуштун-полковник смущенно покраснел и объявил о начале банкета.
Давненько я так вкусно не ел. Меню достойное запросов гурмана! Плов и мясо, мясо, мясо (все блюда из него различного вкуса и приготовления), а также зелень, овощи, фрукты, немного водки. Полковые начальники ушли в банкетный зал, остальные офицеры сели за стол с афганскими командирами. Солдат и сержантов увели к афганским «сарбосам».
Вот так: сыт, пьян и нос в табаке. Хорошо дружить, замечательная штука — братство по оружию! А еще лучше, если такие встречи будут чаще!
В машине я подозрительно посмотрел на раскрасневшегося Томилина.
— Степан, ты что это цветешь? В чем дело?
— А вы шо думали, товарищ лейтенант, водки тильки вам нальют? В нас, солдатах, афганцы людей увидели, по пол-литра на двоих выделили. Не зря я их перевязывал, отблагодарили, обезьяны бабайские!
* * *
— Парни, а пойдемте, мороженое поедим. Замполит в кафешке недавно был, знает, где она находится, экскурсию организует. Почти год не лакомился, — предложил Острогин. Он уже третий час мучился, заполняя документацию, и заметно утомился. — Надоело все это бумаготворчество, хочется чего-нибудь такого… Эдакого…
— Эх, вспомним детство золотое! — восторженно пискнул Ветишин.
— Могу вас обрадовать. Сегодня Митрашу везет в штаб армии какие-то бумаги, можем с ним туда доехать, а обратно, кому как повезет, — предложил я.
— Вот это замполит! Вот это друг! Вник в нужды и чаяния коллектива, — воскликнул Острога.
— А как быть с бойцами? — поинтересовался Игорь. — Кто в роте остается?
— Бойцов вечером ведет в кино старшина, я с ними договорюсь, а потом Бодунов присмотрит до вечерней проверки. Только как быть с Грымовым? — задумчиво начал рассуждать я.
— Если не желаешь, чтобы заложили, вовлеки человека в авантюру! — философски произнес Марасканов.
— Вот голова! Правильно, так и поступим. Он хоть и гнус, но такой же человек, как и мы. Может быть, позже исправится, когда с небес опустят, — воскликнул я.
— А кто же его вернет в люди-человеки? — вздохнул Ветишин.
— Сбитнев! Вернется и поставит на место, как миленького! — многообещающе произнес я.
* * *
Мелентий выгрузил нас возле кафе. Нам повезло, что не пришлось полчаса плестись пешком по дороге, а проехали в машине с ветерком.
— Через час забрать или вы надолго?
— Не жди, уезжай, — ответил я легкомысленно.
— Ну и ладненько. И он умчался дальше на дребезжащем санитарном «уазике» по каким-то своим делам.
Кафе оказалось переполненным. Мы потолкались у входа, огляделись и перебрались к барной стойке. В просторном помещении в военной форме не было никого, кроме нас. И женщины, и мужчины — все либо в спортивных костюмах, либо в «джинсе».
Красивая молоденькая буфетчица поинтересовалась насмешливо:
— Ребята, вас каким ветром занесло и откуда?
— Мы ваши соседи, из восьмидесятого, заскучали по мирной жизни, захотелось женского тепла и ласки, — весело, глядя ей в голубые глаза, произнес Острогин. — Решили кутнуть, да и народ, как погляжу, для разгула, разврата собран.
— Думаю, что вы сегодня вечер закончите в комендатуре, — улыбнулась девушка.
— Это почему же? — поинтересовался я. — Мы ребята тихие, спокойные.
— А потому, что вот-вот придет патруль и вас всех заберет.
— А мы не дадимся, — усмехнулся Грымов.
— Тогда примчится целый взвод из комендантской роты, и все равно будете ночевать на гауптвахте.
— А этих вот не заметут? — показал в зал рукой Ветишин.
— Этих нет, потому что они тут свои, здешние, одеты в «гражданку» и распорядок не нарушают.
— Черт, зря приехали. Но думаю, что по рюмке коньяка и мороженому мы употребить успеем. Делаем заказ на всю компанию, — произнес Острогин.
— Коньяк и вино военным не подаем, — строго заявила буфетчица.
— Но они ведь такие же военные, как и мы, по крайней мере, большинство из них.
— Ну и что? У них на лбу это не написано, а кто вы такие, я прекрасно вижу.
— Тогда шампанского! Три бутылки! — царственным жестом произнес «граф» Острогин.
— Никакого спиртного. Кофе, лимонад, сок, чай. Мне из-за вас неприятности не нужны.
— Что ж, раз кутеж не удается, милая девушка, каждому стакан сока, кофе и по две порции мороженого, — вздохнул Ветишин.
— Всегда так! Штабным и тыловым радости и прелести жизни, а пехоте одно дерьмо и грязь! — негодовал граф Острогин.
— Вот-вот, «со свиным рылом и в калашный ряд» полезли. Не в свои сани сесть пытаемся, — подвел я итоги. — Нам же сказано было полковником из штаба армии, что в «воюющей армии выходных не бывает»! А тут не армия, а глубокий тыл. Мы чужие на этом празднике жизни.
