А вот и долгожданная палатка! Здесь всегда есть холодный «Хольстен», так любимый Винтом – с похмелюги.
– Здорово, лось сохатый! – нагнувшись к давно не мытому окошку ларька, пробурчал Винт, оглядывая киоскера Гошу – сорокалетнего, рано поседевшего от суматошной жизни мужика. – Дай мне баночку моего любимого!.. Нет, большую!.. Ага… – Дрожащим пальцем Винт откупорил жестянку и припал к отверстию, жадно проглатывая пенящееся во рту пиво. – У-ух, хорошо, твою мать! – перевел он дыхание, просветленным взором глядя на сочувственно улыбающегося продавца Гошу. – Как жизнь-то?
– Работаю… – пожал плечами тот, глядя на постоянного клиента, наполняющего свой объемный живот уже второй банкой пива. – А как у тебя? – вежливо поинтересовался он.
– Не твое собачье дело! – отрезал Винт. – Живи, Гоша, в своем сраном барыжьем мире, а в то, что тебя не касается, не лезь…
– А я что? – смутился продавец. – Я ничего, так просто спросил. – Он, потупившись, уселся на краешек хромого стула.
Винт тем временем допил пиво, бросил пустые банки возле киоска и со словами «Вот такая ситуевина, Гоша!» направился к своему роскошному красному «Мерседесу». Винт не боялся оставлять машину стоимостью в восемьдесят тысяч долларов прямо на тротуаре возле дома. Всем местным пацанам было хорошо известно, чья это тачка. А набраться наглости и попортить или, не дай бог, угнать машину самого Винта было равносильно скорой и безвозвратной потере здоровья с конфискацией имущества.
Киоскер с неприязнью проводил Винта красными от бессонной ночи глазами. Винт, всем известный рэкетир, был на десять лет моложе и на десять порядков тупее его, Гошки, Георгия Павловича, бывшего старшего научного сотрудника, физика-теоретика, теперь торгующего по ночам водкой и сигаретами и проклинающего свою никчемную жизнь. Ах, да ладно! Чего это он сегодня раскис! Детей бы на ноги поставить, а дальше – хоть трава не расти! И все же нет в жизни справедливости! Вот взять этого дебила Винта – разбрасывает направо и налево деньги, разъезжает на шикарном, хоть и вечно грязном, как поросенок, автомобиле. А вот он, Гоша, Гошенька, подававший когда-то такие надежды, нынче протирает штаны в железной будке три на четыре… и не видно никакого просвета в его горемычной жизни…
Опохмелившись немецким пивом, Винт снова почувствовал вкус к жизни и неторопливо раскурил сигарету. Потом довольно хмыкнул, вспомнив о предстоящей встрече с упрямым владельцем пункта обмена валюты, вставил ключ в замок зажигания и легонько повернул его по часовой стрелке…
Мощный взрыв потряс окрестности, эхом отразившись от каменных джунглей блочных многоэтажек Юго-Запада. В небо взметнулся яркий столб огня, и на десятки метров вокруг разлетелись пылающие обломки «Мерседеса», еще секунду назад стоявшего у тротуара. В ближайших домах с оглушительным звоном полопались оконные стекла, выдавленные взрывной волной. Лишь по счастливой случайности уцелел низенький металлический киоск, стоявший на противоположной стороне улицы. Если кому-нибудь в эту минуту взбрело бы в голову заглянуть за его вырванное взрывом окошко, то он увидел бы сидящего прямо на грязном полу рядом со сломанным стулом седого сорокалетнего мужчину с неопределенной блуждающей улыбкой на лице.
С самого утра Бармаш не находил себе места. Назначенная на одиннадцать часов «стрелка» с барыгой из пункта обмена валюты сорвалась из-за непонятного отсутствия Седого и Винта. Их мобильные телефоны продолжали молчать, и от этого Бармаш злился все больше и больше. «Пехота» была занята сегодня сбором налогов с многочисленных «прикрученных» к их банде точек, и отрывать их от дела не хотелось. Наконец Бармаш решил, что проклятый обменник может и подождать, и, окончательно разозлившись на сгинувших куда-то корешей, покатил на своем джипе на Васильевский, в один из своих любимых кабаков. Поставив машину прямо на тротуаре у входа, Бармаш захлопнул дверцу, включил сигнализацию и зашел внутрь.
В зале было немноголюдно. Для большинства питерцев это заведение не представляло никакого интереса из-за бешеных цен и постоянно гужующихся здесь криминальных элементов. Вот и сейчас в дальнем углу зала, за сдвинутыми вместе тремя столами, о чем-то оживленно беседовали пацаны из бригады Красавчика. Колька Славгородский получил эту кличку за косой шрам на шее, заработанный еще в армии, во время кровавой драки в дисциплинарном батальоне, куда угодил за регулярные самоволки.
– Здорово, пацаны, – подойдя к оживленно беседующим «коллегам», громко поприветствовал собравшихся Бармаш и протянул Славгородскому свою здоровенную ручищу. Тот привстал, крепко пожал ее и предложил садиться рядом.
– Не, я лучше один… – отказался Бармаш. – Хочется побыть в тишине, подумать о делах наших грешных.
– Понимаю, – кивнул Красавчик.
Колька и его братки, уже зная о взрыве «Мерседеса», в котором погиб Винт, подумали, что Бармаш переживает из-за ужасной смерти своего дружка. Бармаш же ни о чем даже не догадывался… Он просто сел за свободный столик в темном углу, заказал бутылку водки «Финляндия» и лососину. Попробовал еще раз дозвониться до Седого и Винта, но тщетно. Тихо выругавшись, Бармаш, положил телефон на стол и принялся вливать в себя клюквенную водку, заедая ее розовыми ломтиками подкопченной лососины. Парни из бригады Красавчика время от времени бросали на него какие-то настороженные взгляды, но Бармаш не придавал этому никакого значения. Приятное тепло разливалось по телу, успокаивало нервы. Когда же, перед тем как уйти из кабака, к нему подошел Красавчик и, похлопав по плечу, с сочувствием сказал: «Что уж теперь, все там будем…», пьяный рэкетир, не слишком задумываясь о смысле неожиданно произнесенных Славгородским слов, машинально буркнул в ответ: «Это точно! Кто позже, кто раньше…» Красавчик многозначительно скривил губы и направился к выходу.
Немного не допив из стоящей на столе бутылки, Бармаш вдруг почувствовал неимоверную усталость и решил, что пора завязывать с бухаловкой и ехать домой. Сегодня, после вызванной странным отсутствием Седого и Винта нервотрепки, алкоголь действовал как-то особенно сильно, и от несчастных четырехсот граммов хорошей клюквенной водяры башка гудела, как трансформаторная будка, а ноги ступали по качающейся из стороны в сторону земле не так твердо, как хотелось бы.
Он кое-как добрался до джипа и поехал домой, в район сталинских домов, построенных вокруг станции метро «Автово». Припарковавшись, Бармаш, кряхтя и матерясь, поставил на педаль сцепления противоугонное устройство, вывалился из салона, хлопнув дверью, нажал на кнопку брелока сигнализации и нетвердой походкой направился к своему подъезду. Не дойдя пяти метров до двери, он почувствовал головокружение и тошноту, к горлу подступил комок… Бармаш приготовился к неприятной процедуре, но тут на его плечо легла рука вынырнувшего из темной подворотни мужчины.
– Не надо было так пить, молодой человек, – покачал головой крупный, с «пивным» животом мужик, в темной шляпе с полями и длинном пальто. – Не бережете вы свое здоровье.
Бармаш, переведя дыхание, уже собрался было послать этого сердобольного мудака на фиг, но горло снова сдавило, словно клещами. В результате он лишь промычал что-то нечленораздельное, глядя, как здоровяк набрал на кнопочной панели кодового замка нужную комбинацию, открыл дверь и зашел в темный подъезд. На лестничной клетке, как обычно, не горела ни одна лампочка. Их регулярно выкручивали непонятно как просачивающиеся внутрь алкаши, и поэтому в ночное время суток в подъезде почти всегда стояла кромешная тьма…
