ВОРОН И АЛИ
Экспертиза таблетки, отданной в «Невбиофарм», оказалась делом не столь быстрым, как хотелось бы Ворону. Вот уже дважды, с интервалом в полтора часа, Сергей звонил в лабораторию и каждый раз слышал от завлаба Рутковского торопливое пожелание «связаться через часик-другой, когда будут готовы окончательные результаты»...
К этому времени Северов уже успел встретиться с Али — единственным в Питере человеком, с которым он мог быть просто самим собой, — и во всех деталях просмотреть подброшенный Ирине шантажистами порнофильм, как выяснилось, сделанный на высоком профессиональном и «художественном» уровне.
Сюжет, как у любой отечественной суперклубнички, был не слишком затейливым — сексуальные приключения русских девушек, проданных в рабство в одну из стремительно впадающих в дикое мусульманское средневековье кавказских республик.
Если верить титрам фильма, данное кино было снято некоей студией «Амадеус — Видео», навряд ли имеющей официальный статус. В отличие от развратной Прибалтики в России до сих пор производство порно официально находилось под запретом...
В одном из эпизодов фильма Ворон действительно увидел Сосновскую, которая была в прямом телесном контакте с одним из захвативших ее киднеперов. Однако создатели фильма путем монтажа сменили декоративный фон — теперь события происходили не в русской избе, а в кавказской сакле.
— Любопытно, даже очень! — покачав головой, сказал Али, пододвигая к Ворону, сидящему рядом с ним на диване в подсобном помещении похоронного агентства «Ангел», дымящуюся пиалу с зеленым чаем. — С точки зрения силы шантажа — ход очень эффективный... — Он положил на край пепельницы сигарету и вопросительно взглянул на молча созерцающего экран видеоплеера Северова.
— Ты прав, полковник. — Ворон нажал на пульте кнопку остановки диска. Взял в руки пиалу, отхлебнул глоток ароматного, вяжущего язык напитка. Одобрительно кивнул. — Обычная видеозапись не столь впечатляет. Совсем другое дело — самый настоящий фильм! Стоит пустить его в свободную продажу, вставив настоящие имена актрис в сопроводительные титры, и сексуальные похождения дочери известного всей стране олигарха станут темой номер один и газет, и телевидения... Пойди потом отмойся от дерьма...
— С другой стороны, не слишком ли сложная комбинация? — немного помолчав, счел нужным уточнить бывший особист Афганской народной армии. — Зачем шантажировать девчонку, подбрасывать таблетки и заставлять травить собственного отца? Огромный риск... В девяти случаях из десяти нормальная дочь не станет этого делать ни под какими угрозами.
— Тоже верно, — нахмурился Северов, снова прикладываясь к расписной пиале. — Гораздо проще нанять киллера, чтобы он одним точным выстрелом раз и навсегда ликвидировал Сосновского, если тот действительно кому-то мешает. Значит, такой расклад их не устраивает и Михаил Борисович нужен этим архаровцам обязательно живым... Почему?
— Хрен его знает. Таблетки — это уже явный перебор, фильма хватает выше крыши, чтобы заставить олигарха под угрозой его растиражирования отказаться от поездки на Кипр. Конечно, в том случае, если именно этот контракт является причиной шантажа, а не что-то другое, — в свою очередь недоуменно пожал плечами Али. — Вряд ли Сосновский захочет, чтобы его единственное чадо опозорили на всю страну.
— Короче, куда ни плюнь — одни загадки, — подытожил разговор Северов.
Комбат Бульдог
Комбат, невысокий дородный мужик с лицом бульдога и по прозвищу Бульдог, сидел за столом и вместе со склонившимся рядом незнакомым войсковым офицером, майором, водя карандашом по раскинутой на столе карте, изучал тонкости топографии юго-восточной части горной Чечни.
Тут же стояла ополовиненная бутылка водки, два стакана, вскрытая банка тушенки и горбушка хлеба.
При появлении Ивана, вошедшего в нагретую печкой-буржуйкой палатку в сопровождении бойца охраны, подполковник Волгин поднял одутловатое лицо, пару секунд разглядывал разведчика-контрактника, а потом сделал понятный без слов жест рукой, после которого охранник козырнул и исчез из палатки.
— Подойди, — буркнул комбат, и Северов приблизился к столу, непроизвольно кинув взгляд на початую тушенку и хлеб.
При виде еды под ребрами сержанта неприятно засосало, да так, что к горлу подкатила тошнота. В последний раз они перекусили захваченным с собой на задание облегченным пайком — ржаными галетами и салом — еще вчера днем, в скалистой расщелине. За час до внезапного, в светлое время суток, нападения на охраняющих базу бородачей и захвата пленного.
— Как сходили? — неторопливо закурив папиросу, коротко спросил подполковник.
— Задание выполнено, — ответил Иван, чувствуя, как в груди сжимается мерзкий комок, а рот наполняется слюной. — Пленный доставлен...
— Выворачивай карманы, — приказал комбат, махнув рукой. — Содержимое — на стол!
Северов положил автомат на стоящий рядом складной стул и послушно извлек из камуфляжного обмундирования то немногое, что было у него при себе, — зажигалку, спецназовский нож-кусачки и портсигар. Перед уходом на задание все личные вещи разведгруппа сдавала на хранение в материальную часть...
Подполковник сразу же сгреб широченной мозолистой лапой портсигар, открыл его, но, видимо, не найдя того, что ожидал, бросил на стол.
Потом он вперил в лицо Ивана тяжелый взгляд:
— Ты какого хера пидора поганого изуродовал? Полпальца ему на левой клешне оттяпал?
— Помял я его слегка при попытке к бегству, — пожал плечами сержант. — Но ничего у араба не отрезал.
— Помял?! Опять за старое?! Мало вам шакалов-телевизионщиков, снимающих изуродованные тела похороненных боевиков, а потом визжащих на всю Европу о зверствах российской армии на Кавказе?! Мало визитеров из ПАСЕ и прочих дармоедов тамошних, вместе с нашими столичными жополизами?! У меня эти комиссии гребаные в-о-о-т где сидят!
Волгин размашисто провел ребром ладони по бычьей, в складках, шее.
В столь резком поведении, как правило, сдержанного и немногословного комбата Трофимыча, которого уважали все без исключения солдаты, что-то было явно не так. Словно он, сам того не желая, играл навязанную ему кем-то вышестоящим роль беспощадного борца с жестокостью на войне.
— В общем, так... — обычным ровным тоном произнес Волгин. — Собираешь личные вещи в мешок и с рассветом вместе с майором Косаревым из штаба округа, — подполковник кивнул на сидящего рядом офицера, — отправляешься в Ханкалу. Там, в ставке, тебе объяснят политику партии более доходчиво... Получишь расчет, пинок под зад и — на гражданку! Мне среди подчиненных нужны бойцы, а не средневековые варвары! А сейчас ужинать и спать. Кру-у-гом!.. Ша-агом марш!.. И чтоб глаза мои тебя больше не видели...
Последнюю фразу батяня-комбат произнес с явным, неприкрытым усилием, что неудивительно. Во всей этой истории определенно прослеживался скрытый, пока совершенно неясный подтекст.
