Тем сильнее было облегчение Валеры, когда возле освещенного кухонного окна на пятом этаже он увидел ее, сладко потягивающуюся и поправляющую волосы. А потом сзади старлея появилась массивная фигура кикбоксера и, облапав коллегу за талию, увлекла добычу за собой, в недра квартиры.
— Ни хрена тебе не обломится, падло, — злорадно процедил капитан, доставая телефон и быстро пробегая пальцем по кнопкам. — Толян! Нарисовалась хатка, здесь она, так что жду...
Бакула прибежал в считаные секунды. Сел рядом с Дреевым под грибок, взглянул на наручные часы. Поднял воротник, зябко поежился. Нависающая над самой головой крыша защищала от падающего с неба мокрого снега, но никак не от ветра, своими холодными руками вероломно забирающегося за шиворот.
— Скоро рассвет. Интересно, долго она будет обрабатывать этого козла?
— Не думаю, — покачал головой капитан. — Выпьют по одной, потом Ленка отправит его за кофе, а сама сыпанет в бокал снотворного... Ну, что я говорил?! — Заметив появившуюся в оконном проеме женскую фигуру, призывно махающую рукой, Дреев буквально взлетел, толкнув в плечо Бакулу. — Молодчина Щеглова!.. Бегом, в подъезд!
Вскочив в пропахшее испражнениями бичей тускло освещенное парадное и забыв про лифт, два изрядно промерзших опера из УБНОНа, разогреваясь, пулей взлетели по ступенькам до пятого этажа. Достали пистолеты, сняли с предохранителей.
Переводя дыхание, Валера осторожно постучал в обшитую вагонкой дверь.
Замок щелкнул почти сразу, видимо, Лена уже ждала их с той стороны.
— Все в порядке? — вполголоса осведомился прошмыгнувший в прихожую капитан, кивнув в направлении гостиной.
В роскошной, перепланированной квартире вышибалы тихо играла медленная лирическая музыка.
— А ты зайди, сам увидишь, — лукаво улыбнулась Щеглова, прикрывая входную дверь за Бакулой. — С тебя причитается, котик. Теперь духами не отмажешься, до самой пенсии будешь со мной расплачиваться. Проходи, не стесняйся. У меня для тебя сюрприз...
Нигериец
Забрызганный сырой дорожной грязью до самых стекол массивный «линкольн-навигатор», ощетинившись отбойником и хромированными дугами, освещая пространство впереди мощными галогеновыми фарами, мягко шел по Приморскому шоссе со скоростью около ста двадцати километров в час.
Чуть позади него, то и дело заскакивая левыми колесами на осевую линию, с синей мигалкой на крыше неслась машина сопровождения — так полюбившийся охранникам всех мастей американский тупорылый джип «гранд-чероки».
Грозно рычащие мощными моторами иномарки, словно связанные невидимым буксировочным тросом, летели от самого города, не снижая скорости, обгоняя все машины подряд и заставляя чертыхающихся от бессильной злобы водителей встречных машин резко принимать вправо, во избежание лобового столкновения со взбесившимся кортежем.
Одетый в белый костюм от Готье и распахнутую на груди шиншилловую шубу Нигериец, небрежно развалившись на заднем сиденье из мягкой кожи, лениво курил сигарету с марихуаной.
Его пухлые лоснящиеся губы то и дело брезгливо изгибались, обнажая идеально белые и здоровые зубы, едва в поле видимости попадали торчащие возле своих убогих разноцветных домов аборигены, несмотря на непогоду и наступающие сумерки, упрямо пытающиеся продать на трассе хилые продукты своего земледелия — в основном картофель и капусту, которую эти странные, полудикие русские почему-то предпочитали есть, порубав на мелкие кусочки и засолив в вонючих деревянных бочках.
Одно слово — нелюди.
Лерой возненавидел эту страну с самого первого дня, с тех пор, как, покинув теплый и уютный салон международного аэробуса «боинг» и поставив ногу на обледенелую металлическую ступеньку трапа, впервые в жизни собственными глазами увидел снег и ощутил на своей черной изнеженной шкуре все прелести русской зимы, мгновенно сковавшей лицо двадцатиградусным морозом. Это было, как сейчас казалось, в какой-то другой, прошлой жизни — в самом конце февраля девяносто первого года...
Ощущение брезгливости не покидало его, причем нарастая с каждой минутой, всю дорогу от утопающего в сугробах аэропорта Пулково до роскошных апартаментов в курортной зоне этого северного клочка земли.
Оглядываясь по сторонам, всматриваясь в сумрачные, неулыбчивые и отстраненные лица полупьяных в честь праздника Советской армии людей, одетых почти исключительно во все оттенки черного, он не понимал, как можно жить в этой стране и как можно почти с нуля организовать здесь масштабный бизнес, продвинув влияние его могущественного африканско-латинского клана на эти безбрежные замороженные просторы.
Но Карим твердо знал другое — если дядя Сахид сделал свой выбор в пользу Ленинграда, значит, здесь есть простор для бизнеса, значит, есть каналы безопасной поставки товара и, самое главное, — потенциальный спрос на наркотики...
Дядя Сахид, занимающий большой пост в правительстве родной Нигерии, еще никогда не ошибался, а значит, придется, сжав зубы, начинать претворять в жизнь его скрупулезный, расписанный буквально по пунктам, план завоевания этого города.
Первый шаг уже сделан — люди клана зарегистрировали совместное колумбийско-советское предприятие «Союз — Ост-Америка» и арендовали два трех-этажных пустующих здания, расположенные буквально в двух шагах от Финского залива, оперативно проведя там полный ремонт и обнеся свой первый форпост на чужбине высоким неприступным забором.
Лероя, ставленника самого Сахида, уже ждали относительно комфортные условия проживания и несколько проверенных людей клана, изображающих кипучую деятельность по поставкам в страждущую страну списанных по сроку годности третьесортных продуктов питания из Европы.
Остальное — приучить аборигенов, повсеместно употребляющих лишь водку и безобидную «травку», к получению высшего кайфа — предстояло сделать уже лично ему, Кариму. Первая партия, двадцать пять килограммов «коки», должна прибыть уже через месяц, в контейнере с аргентинской мукой...
С того дня прошло много лет, в течение которых он, Карим Лерой, получивший кличку Нигериец, опираясь на поддержку своих людей, строго выполнял все пункты придуманного дядей Сахидом плана завоевания рынка.
Начальными шагами были мучительные занятия по изучению проклятого русского языка и заведению близких знакомств с чиновниками городской администрации и таможни, для прикормки которых всегда щедрые и улыбчивые «деловые партнеры» не жалели ни денег, ни крепких рукопожатий.
Следующим шагом стало знакомство с представителями местной мафии, или, как ее называли русские, — братвы.
Первым крупным оптовиком клана стал бандит по кличке Пегас, в начале девяностых подмявший под себя едва ли не весь рэкет в недавно вернувшем себе старое название Санкт-Петербурге и, потеснив конкурентов, создавший первую сеть мелкооптовых и уличных распространителей.
Именно под его «крышей» «тяжелые» наркотики начали свое шествие по Северо-Западному региону.
