— С собой возьмем, — твердо сказал бугор, помотав головой. — Сейчас они могут понадобиться в любой момент. Не дрейфь, все пучком. Замочим всех!
И в этот самый миг в кармане «пионерского» лидера настойчиво залился трелью сотовый телефон.
Бесцеремонно толкнув пребывающего в меломанской нирване Биту кулаком в широкую спину, главарь сделал обернувшемуся громиле недвусмысленный знак вырубить музыку и, когда салон джипа резко погрузился в напряженную тишину, нажал на кнопку и откинул микрофон.
Оставленный для связи перепуганным и ограбленным барыгам, у которых успели за последние дни побывать «с деловым визитом» Пионеры, номер трубы «сработал» впервые, и Чахлый, по спине которого непроизвольно пробежала прохладная волна, уже не сомневался, в каком именно ключе будет протекать предстоящий разговор с неизвестным братилой, какова будет тема обсуждения и что произойдет потом.
Но он был готов к стрелке и уже третий день ежеминутно ждал вызова на нее с тем сдержанным нетерпением, с которым притаившийся в кустах с удавкой за пазухой кровавый маньяк поджидает одинокую полуночную жертву...
Опера
Взглянув в светящиеся торжеством карие глаза девушки, Валера увидел в них свое собственное застывшее отражение с пистолетом в руке. А потом быстрым шагом прошел в гостиную и остановился как вкопанный, поедая взглядом две развалившиеся в кожаных креслах перед столиком знакомые личности — огромную тушу вышибалы Чака и тщедушную фигуру Гоблина, одетого в зеленый, расстегнутый на впалой волосатой груди до самого пупка спортивный костюм.
Оба наркобарыги спали глубоким сном, открыв рты, откинув головы на спинки кресел и заполняя пространство вокруг себя тихим размеренным храпом.
— Ур-род, бля! — скрипнул зубами Дреев, буквально пожирая испепеляющим взглядом так легко обнаружившегося убийцу его друга Кости Логинова.
Не в силах сдерживать накопившуюся внутри с того рокового выстрела злость, опер на ватных ногах приблизился к спящему драгдилеру, перевернул обратной стороной зажатый в руке пистолет, взяв его за ствол, и изо всех сил наотмашь ударил Гоблина тяжелой рукояткой «макарова» в худое бледное лицо.
Наркоделец, мотнув башкой, остался неподвижно лежать в кресле, ничего не видя, не слыша и не чувствуя боли от стремительно вздувающегося на скуле багрового кровоподтека.
— Была бы моя воля, я... — хрипло процедил резво пойманный Бакулой сзади за руки, играющий желваками капитан. Освободившись от захвата резким движением плеч, Дреев достал из кармана ключи от «сьерры» и протянул их напарнику: — Толя, принеси-ка из тачки капроновый шнур и барсетку с инструментом — они в бардачке — и пластиковую бутыль с бензином. Минут через пятнадцать—двадцать эти крысы очухаются, начнем нашу беседу...
— Сделаем... — Бакула кивнул и направился в коридор. Тихо хлопнула входная дверь.
— Боже, какая жестокость, — с театральным пафосом произнесла старлей, присаживаясь на диван и наливая в высокий темный бокал на витой ножке французское шампанское «Барон Дюваль».
— Леночка, золотце, спасибо тебе огромное за все, — сказал опер, глядя тяжело, устало. — Прости, что подняли тебя среди ночи, но будет лучше, если ты сейчас поедешь домой и ляжешь отдыхать. Хорошо? Кстати, фрукты и конфеты можешь сложить в пакет и взять с собой.
— Вот так всегда, с самого детства, — пригубив «шампик», вздохнула Елена. — На самом интересном месте заставляют идти спать!
— Давай, живенько. Вот, — он протянул ей смятую купюру, — поймаешь такси, доедешь до самого дома. И не надо болтать на службе про сегодняшнюю ночь, лады? Доброхотов всяких до хрена... Духи — за мной.
— Да ни хрена ты не понимаешь, Дреев! — встав с дивана, толкнула его кулачком в грудь Елена. — Плевала я на твои духи, уловил?! Мне ты нужен, только ты! В общем, так... — сдерживая дыхание, произнесла девушка. — Или ты сегодня, когда закончишь, приезжаешь ко мне... или... Господи, что за чушь я несу!
Резко отстранившись, она подхватила лежащую на стуле у стены дамскую сумочку и, на бегу утирая повлажневшие глаза, бросилась к выходу.
Замешкавшийся было опер настиг Лену уже в прихожей, когда она неловко хваталась за ручку массивного сейфового замка.
Он ласково потрепал девушку по мягким светло-русым волосам.
— Давай с тобой договоримся вот о чем... Сейчас не самое подходящее время и место для объяснений. Я позвоню... Нет, пожалуй, я зайду к тебе на чашечку чая, как только мы с Бакулой разберемся с этими двумя барыгами, лады?
— Если ты меня обманешь, я тебя пристрелю, — вздохнула Лена обреченно.
Толкнув незапертую бронированную дверь, она вышла на лестничную площадку, оставив после себя едва уловимый шлейф тонких и приятных парфюмерных запахов.
Обалдевший от случившегося, капитан, едва закрылась дверь, отрешенно привалился спиной к прохладной стене прихожей, непроизвольно опустил глаза на зажатый в руке пистолет, привычно засунул покуда ненужный ствол обратно в наплечную кобуру и направился в гостиную, откуда послышалось бормотание и вялая возня кого-то из приходящих в себя после отключки наркобарыг.
В прихожую, тяжело дыша, вломился с мотком веревки, бутылкой бензина и комплектом зубоврачебных инструментов раскрасневшийся от азарта и нетерпения Бакула.
Валера как-то рассеянно подумал, что в этом скором на расправу и начисто лишенном инстинкта самосохранения парне, вне всякого сомнения, зреют правильные ментовские всходы. Ибо только такие по-хорошему отмороженные опера, как Толик, могут реально вырывать жало у заполонивших всю страну варягов — проводников наркотической заразы...
Главный телохранитель
Кортеж Нигерийца, четверть часа назад подвергшийся беспрецедентному шмону со стороны сотрудников ГИБДД, вскоре свернул с оживленного шоссе на узкую, идеально заасфальтированную дорогу и, слегка притормозив перед автоматически поднявшимся шлагбаумом с расположенной рядом на сосне скрытой видеокамерой, плавно покатил к резиденции, которая охранялась не хуже иных президентских владений на Валдае.
Когда-то, в безвозвратно канувшую в небытие эпоху генсеков, эту сказочную территорию занимал пионерский лагерь «Дзержинец». В нем отдыхали избранные детки питерских ментов и комитетчиков.
Сейчас же полновластным хозяином двух отреставрированных не хуже Эрмитажа, окруженных высоким каменным забором с шок-нитью белоснежных трех-этажных корпусов являлся Карим Лерой, скромный студент-заочник Горного института.
Некоторое время назад сей факт весьма забавлял и самого Нигерийца, и побывавших однажды в отремонтированной резиденции с визитом старейшин клана. Но по мере того как швейцарские часы в просторном холле вертели свои стрелки вперед, пьянящее ощущение одержанной над Системой победы совсем незаметно прошло, испарилось и уже не вызывало в минуты редких воспоминаний ровным счетом ни малейших эмоций. И тем более в моменты, подобные нынешнему, когда Лерой пребывал в состоянии, граничащем с настоящим бешенством.
