Прижавшийся к берегу речушки старенький, почерневший от времени одноэтажный домик профессора ЛГУ Сомова был виден с высоты горушки как на ладони. По прямой до него – метров пятьсот, не больше. Довольные одержанной ими маленькой победой, грязные, словно целиком искупавшиеся в канаве солдаты, на секунду позабывшие, что впереди их ждет ответственное и – очень возможно – крайне опасное для жизни задание по захвату особо опасного преступника, стали нервно смеяться, показывая пальцами на извазюканных в липкой глине товарищей. Улыбался и сам Береснев, разглядывая поднятую с дороги, превратившуюся под колесом грузовика в бесформенный блин синюю фуражку. Однако, скользнув взглядом по дому Сомова, капитан быстро собрался, окаменел лицом, выхватил из кобуры пистолет и, переведя сбившееся от усталости дыхание, хрипло, но так, чтобы услышали все, скомандовал:
– Отставить смех! К оружию! Рассредоточиться цепью и бегом вниз! Окружить дом! Федоров со своими – к реке! Орленко – со мной! Без приказа не стрелять! Ильин! Ильин, мать твою!
– Я, тащ капитан, – отозвался высунувшийся из кабины водила.
– По моему взмаху спускаешься вниз, встаешь вплотную к забору и на всякий случай бортом блокируешь ворота! Полная тишина! Оружие – к бою! Вперед!..
Обнесенную хлипким покосившимся забором территорию двора, на которой кроме самого дома находились пустая собачья конура, банька и покрытый от старости мхом длинный сарай, бойцы окружили в мгновение ока. Залегли в траве, спрятались за подходящими укрытиями, рассредоточившись по всему периметру. Береснев, вместе с еще тремя солдатами занявший позицию в низком овражке за забором, прямо напротив крыльца, выждал некоторое время, внимательно прислушиваясь и вглядываясь – не промелькнет ли в окнах чья-то насторожившаяся, заметившая их блокирующий маневр тень, а потом поднялся в полный рост и махнул рукой. Скатившийся с холма пустой грузовик быстро покрыл отрезок в полкилометра и встал, урча мотором, боком к выезду со двора. Второй взмах – и семеро бойцов покинули свои укрытия, легко перемахнули через низкий заборчик и с автоматами на изготовку заняли позиции возле двух закрытых ворот сарая, под каждым из четырех окон дома и у крыльца. Остальные прикрывали тыл.
Капитан, стараясь не выдать охватившее его волнение и – чего уж там душой кривить – нормальный в подобной ситуации страх, быстрым, чуть нервным шагом вошел во двор через распахнутую калитку, вбежал по ступенькам крыльца и, держа пистолет в опущенной правой руке, левой громко постучал в дверь:
– Хозяин! Эй, хозяин! Выходи, разговор есть!..
Снова прислушался, едва различая сквозь гулкое биение собственного сердца шум гуляющего под крышей дома порывистого предгрозового ветра. Внутри жилища царила полная тишина.
– Профессор Сомов! – ударив по двери ногой, решил более не играть в игры чекист. – Немедленно откройте! Я знаю, что Корсак у вас! Если вы выдадите его добровольно, я лично гарантирую вам жизнь! В противном случае оба будете застрелены на месте! Я считаю до трех, потом – пеняйте на себя! Раз! Два!
Повисла долгая, томительная пауза. Капитан собрался с духом и только хотел крикнуть «три», давая команду на штурм, как за дверью явственно скрипнула половица. И послышался сухой, нездоровый кашель.
Дверь, оказавшаяся незапертой, распахнулась. На пороге дома стоял, не выказывая ни малейшего страха, худощавый мужчина лет сорока пяти – пятидесяти, в огромных несуразных очках, с влажными всклокоченными волосами, накинутым на плечи, несмотря на предгрозовую духоту, теплым шерстяным одеялом и таким равнодушным ко всему, бесстрастным выражением на постном лице, что сжимающая пистолет рука Береснева как-то автоматически опустилась. Жалкий вид этого двуногого «мухомора» – а это, судя по словесному портрету, был именно Леонид Иванович – в сознании рослого и атлетически сложенного капитана НКВД никак не вязался с какой бы то ни было угрозой.
– Простите, я, к сожалению, не совсем здоров и вынужден был прилечь. Сердце пошаливает. Увы… Что вам угодно, товарищи? – совершенно спокойно, не спеша оглядев по уши перемазанных дорожной грязью уродцев – капитана и двух солдат, спросил хозяин. – И при чем здесь мой студент? Я не совсем понимаю.
– Капитан Береснев, НКВД, – представился чекист. – Вы Сомов?
– Да. Что случилось?
– Сейчас узнаете. Денисов! Брагин! Осмотреть дом!
Два бойца с автоматами на изготовку вошли в дом. Капитан обернулся и жестом приказал прячущимся под окнами и дальше – за забором – другим бойцам группы захвата осмотреть сарай, баню и окрестности дома. Сам сверху вниз взглянул на молча стоящего на крыльце профессора:
– У нас есть информация, что ты, Сомов, не только учишь Корсака немецкому. Мы знаем, что ваше с ним общение не ограничивается аудиторией университета. – В голосе капитана был сплошной металл. – Или будешь отпираться?!
В доме послышался грохот. Проводя обыск, солдаты явно не стеснялись, чувствовали себя по-хозяйски.
– Что ж. Это чистая правда. Слава – мой студент. Выросший, к сожалению, без отца. Я, как вы, видимо, знаете, тоже одинокий человек… Так что нет ничего удивительного в том, что иногда – не слишком часто – мы проводим вместе выходные. Ходим на рыбалку, в лес, – подтвердил Сомов, кивнув в сторону виднеющегося за речушкой и полем соснового бора. – Я из нашего общения никогда тайны не делал. Зачем? И, простите, не возьму в толк, при чем здесь…
Разглядывая профессора, Береснев мысленно ругался матом: «Пустышка! Как пить дать – пустышка! Зачем только поперлись в такую даль? Сколько сил и времени потрачено зря!»
– При том, Сомов! Ваш бывший студент – убийца. А его мать вчера утром арестована органами Чека! Как воровка и пособник сбежавшего за границу врага!
– Как?! – охнул, очень натурально сморщив лоб в изумлении, Сомов.
– Каком кверху, – сплюнул под ноги Береснев. Болтать с покрывшимся пылью, укутанным в драное одеяло книжным червем капитан не собирался. – Значит, не появлялся?!
– Н-нет… – Ботаник испуганно, по-черепашьи, втянул голову в плечи и сразу словно стал ниже ростом.
На крыльцо вышли солдаты. Стволы винтовок они держали опущенными вниз.
– Никого, товарищ капитан. Пусто.
Береснев качнул пистолетом, приказал профессору зайти в дом. Зашел сам, огляделся опытным взглядом. Никаких следов чужого пребывания. Одна кружка на табуретке, одна тарелка, смятая постель. Нет сомнений, что этот сморщенный прыщ действительно болен и только что лежал в кровати. Капитан прошелся вдоль книжных полок, разглядывая корешки. Ничего подозрительного не обнаружив, наугад взял и пролистал несколько старинных томов в кожаном переплете. Бальзак. Мопассан. Не запрещено. Разочарованно швырнул книги обратно на стеллаж. Остановился посреди горницы, скользнул взглядом по стене, по висящему между окнами, за стеклом, портрету дорогого вождя, товарища Сталина. Нахмурил лоб: «Мимо. Ни хрена этот профессор не знает! Зря только толкали проклятый грузовик! И еще эта фуражка… Не головной убор, а стульчак для сортира!!!»
