Лис вскинул руку, сверил – наверное, в сотый раз! – время и тихо сообщил:
– Минус семь минут. Но… странно… я до сих пор не слышал звука моторов и не видел заходящий на посадку борт. По логике он должен идти по дуге, пересекать Литву и в самый последний момент заходить на территорию Пруссии со стороны моря. Тут до границы рукой подать. А у нищих лабусов, как известно, нет средств ПВО.
– Летуну видней, – круто забирая вправо, выдавил Слава, сипящий, свистящий и хрипящий, как старый паровоз на подъеме. – Но… моторов… точно… не слышно…
Они вскарабкались на песчаный холм, углубились в редкий, открытый всем ветрам сосняк. Вокруг стояла такая тишина, что было слышно, как хрустит снег под ногами и где-то вдали жалобно скрипит сухое дерево, видимо, поваленное на соседние стволы. До точки оставалось пройти пятьсот-шестьсот метров, когда Лис вдруг сделал нечто странное – обхватил едва стоящего на ногах и пребывающего в полуобморочном состоянии Славу за шею, резко сполз, переместив центр тяжести назад, и в секунду без особого труда повалил Славу навзничь. При этом умудрившись извернуться, как змея, которой случайно наступили на хвост, и еще до соприкосновения с мягкой, пружинящей из-за толстого слоя подснежного мха землей зажать ладонью в кожаной перчатке рот распластавшегося рядом, на боку, и не успевшего ничего понять Охотника. Когда взгляды бойцов встретились, Веригин указал глазами в сторону, куда они только что так упрямо ломились, с хрустом наступая на все попадающиеся под ноги ветки, и только затем медленно убрал руку от мокрого и уже давно ставшего из багрового иссиня-бледным лица Славы и приложил указательный палец к губам: «Молчи!» Охотник, дышащий судорожно и трудно, как марафонец после финиша, чуть заметно кивнул, осторожно приподнял голову и выглянул поверх удачно оказавшегося перед самым лицом низкого кустарника.
В двух десятках шагов от них прямо по курсу, на старой и, если верить карте, почти не используемой для регулярного движения узкой дороге, сверкала черными боками чуть присыпанная медленно падающим с неба снежком легковушка. Кажется, «Опель». Рядом с машиной, о чем-то тихо, едва слышно переговариваясь и почему-то держа друг друга за руки, как ни в чем не бывало, стояли и курили два немецких морских военных офицера в парадной, с иголочки форме. Погоны с такого расстояния разглядеть было невозможно, но оба были молоды – лет по двадцать с хвостиком – и вряд ли успели дослужиться до звания выше лейтенанта. Одного взгляда профессионального диверсанта было достаточно, чтобы сообразить – это никак не может быть засадой. Офицеры гитлеровского флота оказались в непосредственной близости от места посадки советского самолета абсолютно случайно! Охотник и Лис убедились в этом окончательно всего через пару секунд, когда бравые морячки вдруг повели себя более чем странно для мужчин, тем более военных: один из них, тот, что был выше ростом и крепче в плечах, картинным широким жестом выбросил сигарету, обнял своего визави за талию, чуть запрокинул его назад – точь-в-точь как любимую женщину – и буквально впился губами в губы. Причем самое любопытное, что другому это, кажется, ничуть не претило. Напротив – в ответном страстном порыве он медленно и нежно, как лианами, обвил руками шею товарища по оружию и прижался к нему грудью. Так они и стояли, целуясь взасос и сгорая от вожделения, почти минуту, даже не подозревая, что за ними наблюдают. И кто! Не какой-нибудь случайно заблудившийся с бодуна абориген, высушенный морем и шнапсом, потомственный добытчик жирной балтийской селедки, и даже не главный комендант ближайшего гарнизона, а самые что ни на есть настоящие советские диверсанты, прибывшие в Восточную Пруссию с сопредельной «дружественной» территории с насквозь недружественной целью похищения известного сухопутного генерала, любимца самого фюрера, Фридриха фон Краузе!
Ситуация, что и говорить, вырисовывалась наипикантнейшая.
Если бы не спасительно опаздывающий уже на добрых четверть часа – для некоторых – самолет без опознавательных знаков на фюзеляже, с минуты на минуту должный спланировать над кронами сосен и мягко сесть на простирающейся за ближним перелеском поляне, с целью принятия на борт диверсионной группы из трех человек, злодейски опоенного коньяком со снотворным господина генерала и возвращающегося на Родину после успешного выполнения задания высокого командования его бывшего личного шофера – тайного агента Москвы по имени Манфред.
В разыгранной могущественным Хозяином козырной партии сладкая парочка случайно уединившихся поблизости от места посадки самолета, прямо-таки светящихся от любовной страсти педерастов оказалась явно лишней. «Погоны» из пиковых шестерок, которые, пока не поздно, нужно выкинуть из игры, пока эта никчемная шваль вдруг случайно не вмешалась в большую игру. Как там было в басне Крылова? «Ты виноват лишь в том, что хочется мне кушать!» Сказал – и в темный лес ягненка поволок». А здесь, слава богу, и волочь не надо. Так что, если потребуется, будем рвать на куски прямо на месте…
Быстро справившись с вполне понятной в данной ситуации, не более чем секундной растерянностью при созерцании столь жаркого и откровенного мужского поцелуя, Ярослав достал пистолет, спрятал в боковой карман куртки, встал и, стараясь не слишком сильно шататься – насколько это вообще возможно в его измотанном выше всех пределов состоянии, – направился прямиком к немцам. Те, заметив неспешно, но грозно приближающегося «родного» гитлеровского десантника в натянутом поверх куртки и штанов-комбинезона белом маскировочном одеянии, дружно обернулись в его сторону, затем молча переглянулись да так и застыли соляными столбами. Из ступора их вывел голос остановившегося напротив, в двух шагах, Охотника:
– Специальный военный патруль. В этом квадрате проводятся секретные учения десантных войск. Не слишком подходящее место для любовных игр, вы не находите, господа офицеры?
– Мы не знали, что здесь учения… Извините, – начал было оправдываться, густо краснея, один из педерастов – тот, что добровольно примерял на себя роль «пассивного», но категоричный приказ Славы заставил его заткнуться и вжать голову в плечи:
– Разберемся. Лицом к машине! Руки на крышу! Одно лишнее движение и… – Рука Охотника уже угрожающе сжимала пистолет. Ствол, то и дело качаясь вправо-влево, смотрел прямо в лбы пойманных с поличным и от того смертельно испуганных мужеложцев. Чем им грозило разоблачение, оба морячка отлично понимали. Насколько было известно Славе, вкупе с остальными бойцами «Стерха» вкратце посвященным в военную доктрину фюрера, Адольф, мягко говоря, не жаловал ни цыган, ни евреев, ни тем более половых извращенцев. В Третьем рейхе «отбросам» места не было.
Поэтому Охотник не сильно удивился, когда другой из безропотно выполнивших приказ и развернувшихся к нему задницами лейтенантов – «активный» – попытался с ходу предложить взятку:
– Послушайте, как вас там по званию!.. Вы, судя по акценту, швейцарец… Мой дядя, капитан эсминца «Пилау», тоже родом из Швейцарии… Это – недоразумение! Мы ведь не шпионы! У нас есть при себе документы!.. И… мы можем договориться. Я дам вам пятьсот марок за молчание, вы нас отпустите, и мы сразу уедем. Никто не узнает. Прошу вас!
