– А вы, значит, их друзья? – стараясь казаться слегка напуганным, как бы уточнил Ярослав.
– Друзья не друзья, но на легавых шустрить точно не подписывались, – изобразил справедливое воровское негодование и даже дернулся навстречу, встав со стула и неосмотрительно подойдя вплотную, юный самодовольный хмырь. – Но это еще полбеды, что ты людей в мусарню сдал. Ты с легавыми целую комбинацию смастырил и, когда тебя решили проучить, на засаду людей навел. Двух правильных иванов ухлопали. А такое у нас не забывают. Так что готовься, падла. Для начала будешь ссать кровью, в крысиной норе, вместе с Гномом, – дыхнув в лицо Охотнику папиросным дымом, процедил Сухарь. – А потом придет время держать ответ перед Папой. Святой его погоняло. Слыхал небось, красноперый?! То-то… Ладно, ни фига. Ясно все. Гаси фраера, пацаны…
Трое, стоявшие сзади, сделали шаг вперед. Сейчас ему ударят под коленку или по голове, собьют с ног и начнут месить ногами. Как запоздалого подвыпившего прохожего, по неосторожности свернувшего в темную подворотню. Ну уж дудки. Пора!
Охотник коротко, но мощно ударил Сухаря лбом в нос, тем самым оглушив и на время лишив его ориентации, тут же надавил на кнопку, в мгновение ока выхватил острый, как бритва, клинок и, с разворота, вслепую, ударил им по нападавшим.
Смачно чвакнуло. Снесенная с плеч голова бандита сползла набок, гулко стукнулась об пол и закатилась под стол, а обезглавленное, дергающееся, брызгающее во все стороны пульсирующими фонтанами горячей крови тело, застыв на нереально долгую секунду в вертикальном положении, лишь затем стремительно обмякло, сложилось в коленях и пояснице и завалилось вперед.
Такого развития ситуации не ожидал никто. Для двух других, вмиг перепачканных свежей кровью «лимонцев» это стало настоящим шоком. Они были в буквальном смысле парализованы случившимся и, застыв соляными столбами, потеряли всякую способность двигаться. А потому были убиты Охотником быстро и без проблем, получив каждый по глубокому смертельному разрезу в области кадыка. Не прошло и трех секунд с начала схватки, как весь пол гостиной уже был залит жирным слоем алой, пузырящейся крови.
Закончив с первой частью возмездия, Ярослав обернулся, намереваясь – теперь уже без особых проблем – узнать у нокаутированного Сухаря местонахождение взятого в заложники Данилы, и осекся, упершись взглядом в смертоносный провал дрожащего ствола. Прямо в грудь ему смотрел массивный пистолет системы «наган». Оружие революционных матросов, устаревшее, снятое с вооружения и навсегда ушедшее в историю. Однако в данную секунду марка и убойная сила пистолета практически не имели значения. С расстояния в три шага выстрел из любого огнестрельного оружия, выпущенного за последние сто лет, был гарантированно смертелен.
– Семь грамм на рыло хочешь, красноперый?! – гнусаво прокричал истекающий кровавыми соплями Сухарь. Он был жалок и страшен одновременно – конвульсивно трясущийся от ужаса, сидящий на пятой точке рядом с отрубленной головой и испепеляющий Охотника широко открытыми, буквально вылезающими из черепа, безумными глазами.
– Не балуй, – глухо рявкнул Ярослав. – Опусти ствол и…
Но Сухарь не дал ему закончить – зарычал громко, с ненавистью, вовсе уж по-звериному, и быстро нажал на спусковой крючок.
– На, получай, падла! – В замкнутом пространстве квартиры пистолетный выстрел показался грохотом полевой гаубицы. Пуля ударила в грудь Охотника с чудовищной силой, откинув его легко, словно пушинку, и бросив на тела убитых. Клинок выпал из ослабевшей руки Ярослава, воткнулся острием в пол да так и остался покачиваться, словно колос. Тронувшийся рассудком от всего увиденного, заползший с головой под стол, истошно орущий матом Сухарь как заведенный продолжал давить и давить на спусковой крючок, до тех пор пока магазин «нагана» не опустел.
Ни одна из этих пуль уже не могла причинить упавшему Охотнику увечий – все они прошли гораздо выше, лишь обдав лицо теряющего сознание Ярослава горячим и упругим потоком воздуха, влетев в соседнюю комнату, разбив, разметав на куски большое зеркало в резной раме и расплющившись о кирпичную стену за ним…
Глава 13 Человек со шрамом
Ярослав находился в беспамятстве недолго. Сознание вернулось к нему от острой боли, молнией полыхнувшей в левом боку. Его, определенно, били. Хорошо били, ногами, изо всех сил. Охотник чуть приподнял веки и увидел нависающую сверху, мокрую от пота, перепачканную кровавыми соплями и перекошенную от лютой злобы небритую рожу Сухаря.
– А-а, очухался, сука! – взревел отошедший от шока хмырь, заметив, что не убитая, а лишь раненая, беспомощная жертва подала первые признаки жизни. – Ну, ничего, это ненадолго, красноперый! Скоро ты пожалеешь, что вообще родился!
Клинок, почти безразлично подумал Ярослав. Патроны в «нагане» этой истеричной сволочи закончились, но есть его тайное оружие, выпавшее из ослабевшей руки в момент ранения. Вот оно, совсем близко, стоит только протянуть руку. Сейчас Сухарь выдернет острый клинок из паркета и с огромным удовольствием вонзит ему в сердце… Интересно, почему он сразу не умер? Ведь пуля угодила в область сердца. Но, странное дело, такое ощущение, что в грудь попал не крохотный раскаленный кусочек свинца, а брошенный с той же самой скоростью кирпич. Вся левая сторона грудной клетки Охотника ныла и стонала как одна сплошная рана, дышать было возможно лишь крохотными урывками, наверняка сломаны два или три ребра. Но он до сих пор странным образом жив. И этому факту обязательно должно быть какое-то логическое объяснение.
Ключи! Ну, конечно же, ключи. Увесистая связка – большой толстый, с широкими лопатками ключ от дома в Метелице, ключ от сарая, два ключа от квартиры и еще четыре – от нескольких служебных помещений базы, – лежащая в нагрудном кармане гимнастерки, связка эта сыграла роль доспехов, приняв на себя чудовищный удар, расплющив свинец, не пропустив его в тело и рассеяв поражающую силу пули на площади размером с ладонь. Вот откуда появился пресловутый кирпич…
Все эти мысли промелькнули в голове неподвижно лежащего на спине Охотника всего за мгновение. Потом перед глазами вновь появился Сухарь, но не с подаренным полковником Батей клинком, как ожидал Ярослав, а со служащей ему ножнами деревянной тростью. Примерившись и глумливо ухмыльнувшись, хмырь размахнулся и ударил Ярослава палкой по голове.
Последнее, что успел услышать Охотник перед тем, как снова – на сей раз уже надолго – потерять сознание, – это свой собственный протяжный стон и треск ломающегося дерева…
Бесконечное, как показалось пребывающему в полубреду Яроcлаву, нахождение в черном, пульсирующем, вязком, как машинное масло, забытье не было однородным. Темнота то и дело отступала, пропуская, как вспышки, обрывки каких-то видений, звуков и даже запахов. Сначала Охотнику казалось, что его убивают, сжав клещами голову, вбивая гвозди в виски и перетянув удавкой за горло, затем боль почти исчезла и почудилось, что его куда-то несут и даже везут. Где-то на периферии слуха вдруг отчетливо обозначился звук работающего двигателя, а тело уловило характерную тряску. Потом лицо вдруг стало влажным, перед глазами мелькнула какая-то картинка, показалось, что его облизывает языком огромная белая собака. А затем Ярослав начал тонуть в мягком, пушистом снегу, проваливаясь в него так быстро и глубоко, что к горлу подступила тошнота. Он вроде бы даже услышал характерные булькающие гортанные звуки… Позже пахнуло спиртом, на короткое время занемела рука, а затем все окончательно стихло, падение прекратилось и наступила ровная, почти благостная тишина, нарушаемая лишь едва слышными ритмичными и не слишком раздражающими звуками непонятного происхождения. Как будто из крана капала вода на гулко вздрагивающую жестяную раковину…
