Жак упал передо мной, благодаря неординарной реакции, не навзничь, а на пятую точку и локоть. Громко шипя от дикого негодования и боли в глубоко порезанной руке, громила на удивление проворно попытался развернуться и с короткого замаха впечатать меня в стойку ударом пудового кулака, но не успел.
Разбившаяся о его бритый затылок пустая бутылка из-под «Мадам Клико» вырубила его с такой же скоростью и неотвратимостью, как нажатие на выключатель заставляет потухнуть электрическую лампочку.
Подогнув локоть, бармен распластался на ковре.
Из глубоко рассечённой головы потекла на белоснежный воротник форменного кителя жирная струйка ярко-алой крови…
Разжав пальцы, я отшвырнул в сторону горлышко бутылки и стал быстро шарить под пиджаком Жака. Вытащив из кобуры пистолет – двенадцатизарядный «игл» калибра девять миллиметров – и забрав валяющуюся тут же на полу рацию, я бросился к ведущей на верхнюю палубу двери и снова окунулся в ночь…
Я отдавал себе отчёт, что своими действиями спровоцировал бандитов на крайние меры. Увы, в создавшейся ситуации другого шанса на спасение я не видел. Через считанные минуты, когда обнаружится, что их подельник Жак лежит у стойки бара с проломленной головой, на яхте начнётся тотальный шмон.
Но пока вокруг стояла относительная тишина, мне нужно срочно предупредить Марию. Причём сделать это так, чтобы не стать похожим на глупого клопа в захлопнувшейся табакерке. Одержав первую маленькую победу и завладев веским огнестрельным аргументом в споре с бандитами, было бы обидно с ходу угодить в капкан.
Глава двадцать восьмая
«Ничего не бойся!»
Завладев пистолетом бармена и покинув ресторан, я устремился на корму, где за неприметной, сливающейся с общим белым фоном дверью находилась боцманская подсобка. Загорая прошедшим днём возле бассейна, я видел, как один из матросов, судя по синему комбинезону – моторист, выносил оттуда для каких-то своих целей смотанный в бухту прозрачный пластиковый шланг…
Дверь имела стандартную водонепроницаемую задрайку и не была оборудована дополнительным замком, поэтому попасть внутрь мне не составило труда.
Пошарив рукой по переборкам, я обнаружил выключатель и, прикрыв за собой дверь, поворотом рубильника зажёг одинокую тусклую лампочку в предохранительном металлическом кожухе.
На деревянном стеллаже, прочно привинченном к полу и переборке, за дверцами из проволочной сетки, закрытыми на обычную щеколду, лежал всяческий хлам – начиная от коробки с запасными лампочками, ворохом чистой ветоши и заканчивая двумя новенькими пластиковыми швабрами.
Не обнаружив с первого взгляда так необходимую мне сейчас прочную верёвку, я принялся торопливо рыться в содержимом подсобки, кучей смахивая с полок стеллажа все, что не представляло для меня интереса.
По закону подлости, моток толстого капронового шнура обнаружился лишь в самом низу каморки, в углу, прикрытый сверху сложенным в несколько раз куском полиэтилена.
Схватив синтетическую верёвку, я повернул ручку корабельного выключателя, погасив свет, приоткрыл толстую металлическую дверь и, убедившись, что на корме нет ни души, покинул пропылённое затхлое помещение.
Двигаясь вдоль правого борта яхты, я быстро отыскал внизу иллюминаторы нашей с Марией каюты и морским узлом привязал конец верёвки за выступ возле отверстия в нижней части борта, предназначенного для стока попавшей на палубу воды. Потом пропихнул капроновый канат наружу и сбросил его вниз, тем самым соорудив нечто вроде аварийного трапа.
Закончив, я, крепко сжимая снятый с предохранителя «игл» с полной обоймой желудей, нырнул в надстройку и по короткому трапу спустился к каютам, по-прежнему погруженным в полную тишину.
Ступая босыми ногами по ковру, я подошёл к нашей каюте, открыл дверь ключом, проскользнул внутрь, запер замок и направился в спальню, где, ещё не подозревая о происшедших на яхте событиях, свернувшись' калачиком и откинув одеяло, сладко спала Маша.
Зажёг висящий возле иллюминатора ночной светильник, присел на край кровати и погладил любимую девушку по щеке, невольно залюбовавшись ею. Обнажённая, загорелая и такая близкая…
Глубоко вздохнув, Маша медленно открыла глаза и, увидев меня, безмятежно улыбнулась:
– Почему ты не спишь, Глеб?
– Маша… я не хочу с ходу тебя пугать, но на яхте произошло нечто очень серьёзное…
Её сонный, чуть замутнённый взгляд упал на зажатый в моей руке пистолет, после чего мгновенно оживился, став ясным и глубоким.
Резко приподнявшись и инстинктивно натянув на себя одеяло, Маша со страхом и удивлением посмотрела на меня широко открытыми глазами.
– Что случилось?! – дрогнувшим голосом спросила она.
– Кажется, мы сглазили насчёт алмазов… Хаммер видел, как кто-то сбросил за борт одного из истекающих кровью стюардов.
Я вкратце рассказал ей обо всем, что произошло за последние несколько минут, включая и мою стычку с Жаком, в результате которой мне удалось стать обладателем пистолета.
– Глеб, мне страшно! – обвив мою шею руками, уже срывающимся на рыдания голосом произнесла Маша. Плечи её дрожали, горячее лицо мягко уткнулось мне в шею. – Что с нами будет?!
– Я попробую найти способ связаться с властями.
Я старался хоть немного вселить в Машу уверенность в благополучном исходе, хотя сам, честно говоря, ещё слабо представлял, что конкретно смогу для этого сделать. Так, смутные очертания.
– В любом случае тебе нельзя покидать каюту. Кто бы ни пришёл и что бы тебе ни говорил. Спутниковый телефон обязательно должен быть в каюте у капитана, но раз Хаммер не вернулся, значит, там он попал в засаду. Я попробую выяснить, что с ним, а ты пока побудь здесь…
– Глеб, ты не можешь оставить меня одну!.. – начала Маша, но я, отчётливо услышав доносящиеся из коридора шаги, тут же заставил её замолчать, быстро закрыв губы ладонью.
– Ничего не предпринимай, я сам обо всем позабочусь, – прошептал ей на ухо, встал с кровати, быстро подошёл к открытому иллюминатору, забрался на стоящее рядом кресло и, высунувшись наружу, без труда поймал болтающуюся рядом верёвку.
В этот момент в дверь каюты настойчиво постучали.
Я обернулся и быстро произнёс, с щемящим сердцем глядя, как прямо на моих глазах бледнеет лицо любимой мной женщины.
– Оставайся в спальне, что бы ни случилось! И ничего не бойся! Ты поняла меня?!
Вместо ответа Маша лишь торопливо закивала головой. Дверь снова гулко загудела от обрушившихся на неё ударов, на сей раз гораздо более сильных.
– Набрось на себя что-нибудь из одежды, прикрой за мной окно и ни за что не смотри в эту сторону! – бросил я напоследок, зажимая зубами тяжёлую адскую игрушку, и, намотав на руку верёвку и повернувшись спиной к переборке, стал выбираться наружу…
