— Особенно такие.
— Вот именно. Скажи лучше, — я решил сменить надоевшую тему, — Крику мы за «Тойоту» не много кидаем?
— Четыре тонны? За раскоцанную машину?
— Четыре тысячи долларов за разбитую фару и покореженное переднее крыло, — уточнил я. — Говоря твоими словами, четыре тонны баксов они и в Гималаях…
— Ты чего, Скиф? — не дал договорить Костя. — Нет, конечно. Эта «Тойота» до аварии все девять стоила. Верняк. Ремонт, туда-сюда, премиальные. Нормально. Успели документы не спеша сделать. Без запарки.
— Это верно. — Я согласно кивнул головой.
— Вспомни, как мы его уговаривали. Кто б это, интересно, еще дал свою тачку курочить? Я б послал сразу.
— Да уж, далеко и надолго. Ты такой!
— А что? Это ты у нас, Скиф, пофигист в таких вопросах.
— Есть немного.
— Вот и отдал бы свой «восьмерик». Заодно и на новые колеса раскошелился б.
— Я, Рембо и «восьмерик». Пасьянс прекрасный.
— Сказал, не подумавши.
— Бывает.
— Не так часто. Ограниченность ума, между прочим, замечают только ограниченные люди.
— Тем не менее. А как ты думаешь, — предвосхитил я следующую реплику Кости, возвращая разговор к смете, — твоему Сане-Михельсону семь штук не жирно?
— Саньку семь штук? — удивленно переспросил Купер.
— Да. Не многовато?
— Здрасьте, дедушка Мороз, борода из ваты. Он же всю тему вытянул. Практически один, я б ему и десятку заплатил…
— Если б деньги из чужого, а не из своего кармана были, — закончил я за Купера и, видя, что он сейчас вспыхнет, добавил:
— Кореша твои — молодцы. Славно сработали. Это шутка, Костя.
— Шутка? — у Купера недобро сверкнули глаза.
— Объясняю популярно. Шутка. Читай по губам. Шут-ка. К тому же, его напарнику всего штуку дали. Гроши. Можно было б и больше отстегнуть.
— У него и роль копеечная была, — остыл, не закипев, Костя.
— Актеры они, конечно, оба от Бога!
— Это да, — согласился Купер.
Я вспомнил, как познакомился дней десять назад с «Конрадом Карловичем», «Марком Ариевичем», и непроизвольно улыбнулся…
* * *
Стук в дверь прервал мое «увлекательнейшее» занятие. Я с тупым остервенением метал в мишень на двери дротики «дартс», мысленно шлифовал все детали начавшейся операции с плиткой и одновременно боролся с навязчивым желанием достать из тумбочки свой любимый метательный нож «Оса» и заменить им дурацкие американские стрелки. Если второе и третье я выполнял на «отлично» — все детали планируемого по Рембо и Парфену выглядели красиво и эффектно; метательный нож так и оставался лежать на своем месте; то первое, — метание дротиков в цель, не радовало меня своими результатами абсолютно.
Я швырял их с нарастающей злобой, а они упорно не хотели попадать в яблочко. В лучшем случае вонзались ближе к краю круглой мишени, в худшем — вообще, шли в «молоко» — в дверь.
Бам, бам, бам.
— Три, четыре, два. Мазила, — констатировал я вслух.
Собрал стрелки, вернулся в исходную позицию.
Бам, бам, бам.
— Семь, три, пять. Немного лучше. Старайся…
Очередной поход за дротиками.
Бам, бам…
Стук застал меня стоящим у окна, на максимальном расстоянии от двери, с последним дротиком в руках:
— Входите, не заперто, — не совсем приветливым тоном пригласил я, одновременно швырнув последнюю стрелку.
Дротик вонзился в торец открывшейся двери.
— Вот это гостеприимство, — Купер с наигранной опаской заглянул в комнату. — Все? Нет больше стрел, пилумов, ножей, дротиков, томагавков?
— Покажи руки, о великий краснокожий воин.
— Заходи смело, мой бледнолицый брат, руки делавара свободны для того, чтобы обнять друга, сердце открыто для… — я осекся, заметив, что Костя не один.
За ним в комнату вошли двое.
— Вам бы в театре играть, — протягивая руку, молодой интеллигент в очках представился: — Александр Иванович.
Я механически ее пожал:
— Очень приятно. Евгений Анатольевич.
— Это он вам, как гений подмостков говорит, — так же протягивая руку, добавил второй — невысокий, кругловатый, улыбающийся господин с заметной прядью в черных курчавых волосах. — Меня зовут Глеб Олегович.
— Спасибо, я об этом подумаю. Евгений Анатольевич, — досадуя на свой ребяческий выпад, сдержанно ответил я, делая приглашающий жест в сторону кресел.
Они расселись. Двое в кресла, а Купер плюхнулся прямо на кровать:
— Это, Скиф, мой давний знакомец. Саня, — он указал на представившегося Александром Ивановичем, — действительно актер, а по совместительству мой давний кореш и просто хороший человек.
— Все верно. Лаконично и емко. Актер, друг, хороший человек. Ничего не пропущено. — Александр согласно кивнул и улыбнулся уголками губ.
— А это Глеб Олегович, его учитель и наставник, — продолжил Купер, — заслуженный артист, регалии перечислять сложно и долго — театральный гуру, одним словом.
— Йода, — подсказал я.
— Точно.
— В десятку, — в один голос выдали Костя и Саня.
— Ага, главные действующие лица прибыли, — понял я и расплылся в улыбке: — Ну что ж, господа хорошие, хотите поработать?
— Почему бы и нет? — Глеб Олегович выразительно загримасничал и задорно подмигнул. — Всегда — за! Труд, он облагораживает.
— Если тарифные ставки нам подойдут, — с ироничной серьезностью улыбнулся в ответ Александр и поправил очки.
— За год в своем театре ты получаешь меньше, чем здесь загребешь за два-три дня. Ручаюсь, — хлопнул его по плечу Купер.
— Обещаешь?
— Гарантирую.
— А роль интересная будет?
— По мелочевке тебя б, Саня, никто дергать не стал. Роль у тебя серьезная. — Купер очертил руками огромный круг. — Главная. Никаких «кушать подано».
— Если так, то тогда к делу, господа присяжные заседатели, — Александр потер руки. — Я готов тронуть с места этот лед прямо сейчас.
— Давайте. Скажите, Александр ибн Иванович, — я взял инициативу в свои руки, — а вам нравится фамилия Михельсон?
— У которого имя, отчество — Конрад Карлович? Несомненно.
— Люблю, когда все ловят на лету, — я повернулся к Косте и подмигнул.
Тот радостно подмигнул в ответ: «Я тебе говорил — парни мировые».
— Тогда лед тронулся. Готовы поработать представителями самого любимого и извечно страдающего народа господа Бога?
