— Как за что? За то, что русский. — Серегин выразительно посмотрел лейтенанту в глаза. — Вот так вот. Давно, правда, это случилось. В самом конце восьмидесятых. Но для Олега срока давности не существует.
— Да, — неопределенно протянул Никита, — теперь понятно.
— Это еще не все. Дальше, больше. Он перевез чуть позже мать в Буденовск…
— И она попала…
— Точно. Практически сразу же в лапы к Басаеву.
— И что? — Никита затаил дыхание.
— Нет. Там ничего. Обошлось. Мать пережила этот кошмар. Сейчас она здесь, в столице.
— Да. Если так, то конечно. Очень даже может быть. Даже наверняка, — Никита, прикурив сигарету, резюмировал: — ты предлагаешь сказать Тихону, что наш Захар чеченец?
— Зачем так прямолинейно? Намекну прозрачно насчет национальности, а там посмотрим. К тому же во время срочной службы, я слышал, Олег побывал в плену у молдаван. Это тоже эпизодик характерный. — Серегин потянулся к телефону. — Пора звонить.
— Не рано? — Карпов озабоченно взглянул на часы. — Еще семи нет. Человек вчера из командировки. Отдыхает, наверное.
— Главное, чтоб поздно не было. Ты его плохо знаешь. Отдыхал он вчера. А сейчас уже вполне мог срулить на прыжки свои. Экстремал доморощенный. Без парашюта жить не может. Еще хуже будет, если уже сранья на рыбалку свалил. Тоже любитель. Там мы его точно не найдем. Рек и озер в округе хватает, — усмехнулся Серегин и заговорил в трубку уже совсем другим голосом:
— Привет, майор! Не шуми, Олег! Сам должен понимать, отдел нервничает. Все в ожидании. В Черном море накупался, вина напился, с шоколадными дамочками накувыркался. Приехал, дело закрыл и молчком сверлит дырочку для ордена. А выставляться? А курортные истории? А коллеги? Забыл про нас? Когда тебя ждать? У нас тут к тебе темка есть интересная. Серьезная. Фигурант непростой национальности. Тебе будет в жилу. Ну, разумеется. Да–да, жидкая валюта, как положено. Ага. Понял. Часа в два, после прыжков, — Виктор положил трубку и с усмешкой посмотрел на напарника: — Вот так вот! А ты — рано, рано.
— Когда его на все хватает? — пробормотал Никита.
Вошедший выглядел дерзко. Весь. От носков дорогих туфель на ногах до коротко стриженой макушки. На покрытом ссадинами и синяками лице застыла брезгливая усмешка. В глазах светилась уверенность несломленного человека. Похоже, он воспринимал происходящее как испытание судьбы, которое ему необходимо пройти с честью, и был к этому полностью готов.
Стильный костюм темно–синего цвета был уже изрядно помят и испачкан. Белая рубашка вся в грязных разводах. Галстука, брючного ремня и шнурков в ботинках не просматривалось, что не оставляло повода для сомнений о последнем месте его пребывания. Он потер руками в наручниках щетину на подбородке:
— Не примите мою небритость как дань последней моде или элементарную бестактность. Просто в СИЗО почему‑то мне не дают бриться, — почти весело заявил он с порога.
Тихон в ответ не издал ни звука. Только кивнул сопровождающему Захара на наручники. Тот вопросительно поднял бровь, хотел что‑то сказать об опасности такого шага, но, вспомнив, кто будет вести допрос, молча снял браслеты и незамедлительно ретировался.
— А неплохо вы тут поживаете, — подследственный оглядел кабинет, — не то, что ментовские… И мебелишка стильная, модерновая. Импортная, небось? Обойки фирмовые, компьютер с плоским мониторчиком, телефончик японский… И…
Его взгляд упал на шуршащее покрытие пола. Захар замолчал и начал с интересом его осматривать. Поверх ковролина, прибитого под плинтус, была постелена по всей площади пола толстая строительная пленка. Целлофан неприятно потрескивал под ногами.
Захар недоуменно пожал плечами, потер запястья и без приглашения сел на стул напротив Тихона. Их разделял стол. Захар продолжал улыбаться, фиксируя цепким взглядом все детали кабинета.
Кроме странного покрытия пола, в глаза бросались выбоины в стене. Как будто кто‑то в припадке бешенства колотил в нее чем‑то острым и металлическим. Дырочки были маленькими, круглыми и глубокими. Они располагались на стене как раз за спиной допрашиваемого.
Что‑то было не так и со столом. Через мгновение Захар понял — полированная поверхность была абсолютна пуста. Ни листа бумаги, ни бланка, ни блокнота, ни ручки, ни карандаша, ни барсетки, ни пачки сигарет, ни зажигалки, ни часов, ни пепельницы, ни календаря, ни подставки — ничего.
Да и с типом этим что‑то не то. Еще и слова не проронил. Сидит, молча разглядывает. Причем совсем не так, как обычные следаки, которые ловят взгляд, гипнотизируют, устрашающе вращают зрачками.
Тихон же дискретно, и бесстрастно словно сканируя, осматривал лицо подозреваемого: левая часть лба, правая, переносица, левая щека с родинкой, другая чистая, один глаз, другой, синяк на скуле, кровоподтек на виске…
Неторопливо, не прерывая осмотра, достал сигарету и зажигалку. Закурил. Не глядя, достал из‑под столешницы пепельницу, поставил рядом с собой, стряхнул пепел. Подпер свободной рукой щеку. Выпустил к потолку через угол рта плотную струю дыма. Молча докурил сигарету. Раздавил окурок о дно пепельницы и убрал ее назад в стол.
— Ты чего, в гляделки со мной решил поиграть? — не совсем уверенно поинтересовался допрашиваемый.
В ответ ни звука. Такой же пристальный и бесстрастный взгляд. Захар обескуражено отвел глаза и скользнул взглядом по стенам. Задержался на отверстиях в стене. Затем перевел его на пол. Какие‑то рычажки в мозге клацнули. Он вздрогнул всем телом. Взглянул в каменное лицо Тихона:
— Ты чего, падла цветная, молчишь?
Фраза вылетела сама собой, без участия мозга. Захар сразу же замолчал. В голове вихрем пронеслись ранее услышанные истории о ментовском и особенно конторском беспределе. Внутренне заметался. Еще раз мазнул взглядом по лицу оперативника. Оно было так же бесстрастно.
Тихон, снова, не глядя достал пепельницу, поставил ее на стол, большим и указательным пальцами размял сигарету и клацнул зажигалкой. Вторую сигарету он выкурил также неторопливо, как и первую. После того, как с ней было покончено, он выложил на стол сразу три предмета.
Лист бумаги был аккуратно придвинут к Захару. Шариковая ручка легла сверху. Последним, с глухим ударом, на стол был помещен пистолет. Захар заворожено уставился на матовую поверхность «Тульского Токарева». Тихон положил руку на рукоятку «ТТ» и оттянул курок:
— У тебя пять минут, — и взглянул на часы.
Его голос хлестанул подследственного не хуже кнута. Захар дернулся, затем весь сжался и, просидев в состоянии ступора секунд пятнадцать, схватил ручку. Лист бумаги начал быстро покрываться мелкими, словно мышиные следы, буквами.
— Отчет твой я прочитал, — проворчал вместо приветствия полковник, протянул для рукопожатия похожую на ковш экскаватора лапищу и сразу нахмурил брови.
