Тихон увернулся от рассекающего со свистом воздух «пера» Семена, продолжил движение за его рукой и, поймав в захват, выкрутил кисть и выбил оружие. Заточка со звоном покатилась по цементу. Хотел добить и уже занес для удара колено, но не успел.
— Сука–а-а–а! — Хряк налетел на него всей массой и сбил с ног. Они покатились по полу. Рядом, размахивая подобранной заточкой, пританцовывал Семен:
— Поверни его ко мне. Дай я его… дай…
— Р–р-р–р-ы–ы-ы, — все, что мог ответить ему напарник, уже лишенный ножа. Он цеплялся за руку опера, пытаясь вернуть себе оружие. Оба, натужно кряхтя, боролись в партере. Казалось, от перенапряжения сейчас лопнут сухожилия.
Тихон, прикрываясь телом Хряка, зорко следил за вторым «уркаганом». Выждав момент, когда Семен окажется дальше, чем на расстоянии удара, он перевернул своего соперника на спину и всадил отобранный нож по самую рукоятку ему в грудь.
Хряк утробно рыкнул. Схватился обеими ладонями за рану. Через пальцы обильно полилась кровь. Изо рта пошли алые пузыри. Он почти вплотную подкатился к полковнику и едва не забрызгал его кровью.
— Да я тебя за Хряка!.. — истошно воя, на Олега бросился Семен.
Полковник с ужасом смотрел на лицо «умирающего». Хряк кашлял, отплевывая текущую по губам кровь.
— Пидор гнойный, — протянул он руку к Бельцу, но тут силы оставили его. Хряк замер, его глаза закатились, тело, судорожно дернувшись несколько раз, вытянулось. Из приоткрытого рта продолжала обильно течь слюна, смешанная с кровью.
Тем временем Тихон закончил бой с Семеном. «Отморозок», держась за торчащий в животе нож, рухнул неподалеку от Хряка.
Олег подобрал оброненную Семеном заточку и незаметно переместился ближе к полковнику. Спустя секунды, по точно срежессированному сценарию, в камеру вломились вооруженные дубинами вохры и, пользуясь ими, как вениками, устроили всей камере «парилку».
— Слушай меня сюда быстро, дядя, — зашептал Тихон в самое ухо полковнику, — эти «урки» ― никакие не «урки». Они даже по «фене» толком «ботать» не умеют. Это «наседки». Стукачи. Я их еще вчера вычислил.
— Да вы что? — у Бельца округлились глаза. — Тогда зачем же они… так себя… по какому праву?
— Не перебивай. Видать надо им что‑то от тебя было…
— От меня?
— Я же говорю, не перебивай. Время тикает. Просись «на крест». В больничку, в смысле. И еще, ты должен подтвердить, что видел… Видел своими глазами, как вот тот здоровый тип с погоняловом Хряк насадил меня на заточку. Иначе мне кранты. Мусора за своих сексотов порвут на тряпочки. А все остальное расскажешь, как было. Усек?
— Понял, понял. А как же заточка… — начал полковник и осекся.
Тихон обнажил живот, отмерил от пупка спичечным коробком влево и столько же вниз, отметил ногтем место и с размаху всадил заточку по самую рукоять.
— Не боись, дядя, все путем! — подбодрил он побелевшего от увиденного зрелища полковника, осторожно прилег на нары и выставил на показ живот с торчащей из него рукоятью.
— Не бейте! Здесь раненый! — заорал полковник надвигающимся охранникам с дубинами и показал на Олега.
У самого Бельца по щеке из резаной раны обильно текла кровь. Он подумал, что его не тронули именно по этой причине. Все остальные «гости» СИЗО огребли «демократизаторами» по полной программе.
Вохры мигом организовали носилки. Трупы вынесли в первую очередь. Затем появился мужик в белом халате и бережно извлек лезвие из живота Тихона. Его уложили на носилки и унесли в лазарет.
Как и рассчитал Тихон, контакт с фигурантом наладился в тюремной «больничке». Бельцу зашили щеку, наложив восемь швов, и он долго философствовал на тему своей посадки, прохаживаясь по палате мимо лежащего на кровати Тихона,. Оперу необходимо только было направлять его кроткими репликами.
— Как они вообще попали на территорию моей части, режимного объекта? — возмущался Бельц, размахивая руками. — Это же надо пройти через КПП! Охраняемое КПП. Для начала. Потом пересечь территорию всей части. Затем как‑то найти мой кабинет. Спрятаться… Где? В приемной? Возле моей секретарши? Где? У нее под юбкой? Выждать необходимую паузу и вломиться в самый ответственный момент… Не понимаю…
Тихон мог бы объяснить полковнику, как именно проводятся такие операции, но авторитетный браток, в чьей шкуре он находился, этого знать был не должен. Да и расширять кругозор полковника в его функции не входило. Поэтому он лишь коротко бросил:
— Вот псы позорные!
— А ты зачем себе нож в брюхо всадил? — Бельц приложил руку к обернутой бинтом щеке, присел на кровать в ногах Тихона и погладил ноющую рану. — Неужели иначе никак нельзя было?
— Можно. Почему нельзя? — хмыкнул Тихон. — Можно было тебя в «петухи» пропустить. Легко.
— Да нет. Зачем ты так? — смутился полковник. — Я не обо всем в целом, а только о самом факте…
— Самореза?
— Да. Это же опасно! Ножом в живот. Для здоровья, в первую очередь. Кишки там всякие. Селезенка, почки, что там еще внизу живота? А вдруг калекой останешься на всю жизнь?
— Понимаешь, дружище… Есть такая мулька. Мне ее давно один блатной кореш на пересылке заяснил по секрету. То место, куда я воткнул «заточку», а именно спичечный коробок левее пупка и спичечный коробок вниз, фонаревое…
— Как фонаревое? — не понял Бельц.
— Ну, типа, беспонтовое.
— А–а-а–а, — пытаясь понять слова собеседника, протянул полковник. — Как бы проникающее ножевое ранение безопасно для внутренних органов?
— Во–во.
— При ударе в эту точку лезвие жизненно важные органы не задевает?!? Так получается?
— Правильно запарафинил. Не так страшен волк, как его зубы. А поскольку цирики могли меня за своих «сук» под шумок в общем кипише замочить, я к тебе и подкатил. Чтоб свидак был. Ты. И тему эту правильную вовремя дотумкал сотворить.
— То есть это был единственный выход?
— Ясное дело. Иначе хана!
Полковник долго сидел молча, слегка дергая шеей. Затем встал, прошелся по палате, повздыхал и снова перешел к своим проблемам. Своя рубашка, как известно, всегда ближе к телу.
На второй день Тихону надоело запоминать страны, имена, клички, названия фирм, даты и прочее. Он заказал «малявой» магнитофон и последующие пять дней только менял кассеты, отделывался односложными репликами и согласно кивал головой.
Через неделю ситуация по хищениям в истребительном полку была ясна Тихону как божий день. Оставался один пробел, который полковник то ли упустил, то ли обошел сознательно. Олег немного подумал, как лучше сформулировать интересующий его вопрос, и, наконец, выдал:
— Сейчас такое время, что народ при баксах на нарах не парится. А у тебя, командир, столько башлей… Чего ты здесь вообще делаешь? Неужели понравилось? Или жадничаешь? Отстегни кому надо и вали на свободу с чистой совестью…
