— Это когда начальника розыска «пришил»?
— Ну. Пришлось самим могилу этому мусору рыть.
— Нет, не хочу. Заколупистое это занятие. — Никита спрятал пистолет в кобуру. — Копай быстрее.
— Ребята, ребята! За что? — заблажил Кульков. — В чем моя вина? Ну что мне сделать?
— Яму копать, — опять грубо отозвался Никита и словно нехотя добавил: — Не хрен было братана нашего кончать.
— Кого? Чьего братана? Ничего не понимаю. Объясните. Это какое‑то недоразумение.
— Ах, не понимаешь? — «рассвирепел» Серегин. — Миху кто битами до смерти забуцал? Не ты, скажешь? И это ты называешь недоразумением? Может, тебе подельника твоего по мокрухе назвать? Сейчас тебя зароем и за ним поедем.
— Мы… я… Нам хозяин сказал, что он всем, гад, жизнь портит, что за ним никто не стоит…
— Он на нашего шефа всю жизнь мантулил…
— В–а-а–а-а–а. — Кульков бросил лопату и пребольно хлестанув себя наручниками по лицу, схватился за голову. — Я же не знал! Братаны, только не убивайте! Оставьте жизнь. Все сделаю! Не знал… В натуре, отвечаю… Шеф заказал… Он сказал…
— Это тебе Боровский Геннадий Владимирович приказал под грабеж обставиться? — вкрадчиво поинтересовался Карпов. Наступал кульминационный момент этого театрализованного представления.
— Да. Он сказал, чтоб замочили журналиста жестко, что гнида эта заслужила страшную смерть. Но так, чтоб не смогли заказуху пришить. Мы и взяли документы, бумажник… Разбросали продукты…
— Козлы. — Серегин ударил сидящего на коленях Кулькова ногой под ребра. — Догадываешься хоть, кто тебя сдал?
Иван от удара перевернулся на спину:
— Колька…
— Который второй битой махал?
— Да. Он.
— Фамилия?
— Слепцов.
— Возраст? — с другой стороны насел Никита.
— Двадцать шесть лет.
— Адрес?
— Челюскинцев двадцать семь, квартира тринадцать.
— Место работы?
— Со мной пашет… Рядовым охранником. Завод Боровского охраняет.
— Во сколько из дома на работу выходит?
— Он по сменам работает. Сегодня в ночь.
— Когда смена заканчивается?
— В семь тридцать.
— Сразу домой идет?
— Обычно, да. Отсыпаться.
— С кем живет?
— Жена. Ребенок. Сын. Пять лет.
— Как выглядит?
— Короткая стрижка. Коренастый. Волосы черные. Уши поломаны. Занимался классической борьбой. Обычно носит…
— Можешь не продолжать, — оборвал его Никита и механически провел ладонями по своим искалеченным вольной борьбой ушам. — Достаточно. Теперь заткнись.
— Добро. Раз ты такой искренний, отложим, наверное, пока что твои похороны. — Серегин достал из салона «Фольксвагена» джинсовую куртку и бросил ее Ивану, который в одних трусах являл собой жалкое зрелище. — Прикройся.
— Спасибо. Не будете меня убивать? — Кульков поймал на лету куртку и, мелко дрожа, начал в нее закутываться. Наручники мешали. Ему не верилось в свое счастье. — Братаны, спасибо. Это меня шеф подставил…
— Все ясно. Молчи.
— Я тебе сказал, заткнись. И занимай свое плацкартное место! — Никита кивнул в сторону машины.
— Хорошо. — Иван с готовностью нырнул в багажник и даже попытался его за собой закрыть.
— Не усердствуй. Я сам. — Серегин захлопнул крышку. Отошел от машины, поднял саперную лопатку, потянулся. Задал риторический вопрос: — Ну что, Никита, едем за вторым?
— Сейчас, только перекурим. — Карпов достал из пачки две сигареты, одну передал капитану. Взглянул на циферблат часов. — Без десяти семь.
— Хорошее время, — капитан зевнул. — неплохо мы с тобой Никита сегодня потрудились.
— Да и вчера…
— Это верно. — Виктор кивнул, явно думая о другом. — Брать, я думаю, будем в подъезде.
— Я тоже так мыслю.
— Нечего жену с ребенком беспокоить. Смена у него заканчивается в семь тридцать. Полчаса, сорок минут на дорогу от завода… Мы должны встречать его в восемь. Времени с головой хватает.
— Если «Фольксваген» не подведет.
— Типун тебе на язык. — Серегин отбросил окурок, прошел к машине, засунул лопатку под водительское сиденье. — Поехали.
Николая Слепцова взяли без осложнений. Карпов примостился на лавочке возле подъезда с газетой. Серегин затаился между первым и вторым этажом. Слепцов появился в восемь часов десять минут.
Он пружинистой спортивной походкой взлетел по ступеням крыльца и вошел в подъезд. Карпов, без труда опознав его по заплывшим «варениками» борцовским ушам, зашел следом.
— Загадили весь подъезд! — громко произнес он условную фразу. Серегин тут же спустился к лифту и картинно развел руки:
— Колюня! Сколько лет, сколько зим! А возмужал‑то как, раздался в плечах, приосанился! Мужчина. Я в первое мгновение даже усомнился. Это мой друг Слепцов? Или это совсем не Слепцов?
— Это я. — Парень сконфуженно улыбнулся, напрягая память и вглядываясь в абсолютно незнакомое лицо.
— Это же Николай Слепцов! — жестом приглашая подошедшего Никиту разделить радость, восторженно всплеснул руками Серегин. — Мастер в классической борьбе, чемпион.
— Ну что вы говорите! — Николай смутился.
— Не нужно ложной скромности, — продолжал восхищаться Виктор, подходя к нему вплотную. — Скромность это прямой путь в бесславье. А страна должна знать своих «героев» в лицо!
— Простите, я что‑то не припоминаю…
— Ну, как же, как же? А последнее командное первенство по бейсболу? Там ведь есть и мои интересы.
— По бейсболу? — Слепцов удивился.
— Конечно. По бейсболу. — Капитан обернулся к Карпову и покачал осуждающе головой. — У профессиональных спортсменов плохо с памятью. В последнее время Николай Слепцов увлекся бейсболом.
— Не люблю я «классиков», которые пользуются битами! — Никита взял опешившего Слепцова за плечо, развернул к себе лицом и, размахнувшись, насадил его на кулак.
— Ве–е-к, — хрюкнул Николай и скорчился от боли, прижимая руки к груди в том месте, куда попал Карпов.
— А теперь украшения нашему чемпиону. Достойная награда, несмотря на тернистый путь, все‑таки нашла своего «героя»! — Серегин достал «браслеты» и защелкнул их на руках Слепцова.
— Прошу в карету. Ваш друг по бейсбольной команде Ваня Кульков ожидает вас с нетерпением.
Виктор взял пытающегося восстановить сбитое ударом в грудь дыхание Слепцова под локоть. Никита, немного подумав, двинул Николаю еще раз кулаком, на этот раз по печени. Заметив осуждающий взгляд Серегина, пояснил:
