– Что же с ней произошло? – тихо спросила я.
Один из милиционеров пожал плечами:
– Вскроют и скажут. Жара стоит, люди, как мухи, мрут. За эту
неделю тут третья преставилась. В понедельник бабка на тот свет отъехала, в
среду дедок из пятнадцатого дома.
– Катя молодая, – протянула я, – по виду ей и
сорока не дашь.
– А молодые сейчас хуже старых, – парировал сержант, –
закалка не та, чуть ветер посильней подует, они откидываются!
Чувствуя себя безмерно усталой, я побрела к «Пежо», шаркая
растоптанными мокасинами.
– Родственников оповестите, – крикнул мент.
– Чьих? – удивилась я.
– Этой… э… Лебеденко Екатерины Семеновны.
– Говорила же вам, я никого не знаю, приехала сюда впервые,
привезла Кате с работы бумаги, – вновь соврала я.
Мент почесал затылок.
– Ну е мое, вечно одно и то же! Ладно, хоть на службе
скажите, нам одной докукой меньше станет.
Я машинально кивнула, хотела было сесть в «Пежо», подняла
ногу и оказалась босой. Правый мокасин остался на траве. Я хорошо помню, что
утром надела удобные белые туфли с черной отделкой и сумочку прихватила в тон к
ним. Может, я и старомодна, но глубоко уверена, что у уважающей себя дамы обувь
и сумка должны совпадать по цвету. Белый ридикюльчик висит на длинном ремне на
моем плече, а вот туфельки почему-то превратились в рыже-коричневое
недоразумение из кожзама, а у меня нет таких. Даже в самые бедные годы я
старалась не покупать обувь из искусственной кожи. Денег на хорошую у меня не
было, поэтому летом я носила тапочки из парусины или вельвета. Сейчас же я
испытала глубочайшее изумление, рассматривая свои ноги. Ничего не понимаю!
Недоумевая, я влезла в автомобиль, и тут меня осенило. Аня
Кауфман, болезненная чистюля, велела мне снять туфли, пришлось влезать в
предложенные хозяйкой тапки, в них… я и ушла!
Ругаясь сквозь зубы, я набрала номер квартиры и услышала
короткие, назойливые гудки. Значит, ей еще не починили телефон, и придется
ехать за обувью, не предупредив хозяйку о визите. Я очень люблю эти мокасы, да
и стоили они слишком дорого для того, чтобы просто забыть о них. Но поездку
отложу до завтра, потому что сейчас нужно со всех колес нестись в Ложкино.
Небось домашние давным-давно погрузили вещи и уже ругают меня.
Переезжали ли вы когда-нибудь на дачу? Глупый вопрос,
большинству людей знаком процесс перетаскивания сумок, набитых скарбом, из
города в деревню и обратно. Лично я проделывала сию процедуру неоднократно. У
нищей преподавательницы иностранного языка в техническом вузе, при полном
отсутствии даже самого завалященького супруга, имелось двое детей, поэтому
вопрос о приобретении собственного домика, пусть даже крохотного, щитового, без
газа и воды, на повестке дня никогда не стоял. Но летом малышам лучше жить на
даче, поэтому я снимала на июнь, июль и август пол-избы в деревне, в семидесяти
километрах от Москвы. Естественно, никаких коммунальных удобств там не было, и
приходилось тащить из города абсолютно все. Каждый раз, пакуя сумки, я говорила
себе: «В этом году прихвачу лишь самое необходимое». Но опять набиралась прорва
узлов: постельное белье, кастрюли, игрушки, книжки, лекарства, лампы,
занавески, посуда, удлинители, свечки, мыло, туалетная бумага, полотенца,
обувь, носильные вещи, одеяла, подушки… А еще ящики с тушенкой, пакеты
вермишели и куча других продуктов. В советские времена в сельпо торговали
только хлебом, каким-то непонятным, не белым и не черным – серым, рыбными
консервами, твердокаменными сушками, спичками, солью и карамельками без
обертки.
Когда мы построили дом в Ложкине, я почувствовала себя
невероятно счастливой – больше не надо переезжать из города в село.
Подъехав к поселку, я увидала джип Аркадия, «БМВ» Зайки и
«Жигули» Ирки, до отказа набитые бело-красными клетчатыми сумками. Чуть поодаль
виднелся черный «Запорожец» Дегтярева, из окон которого выглядывали Снап,
Банди, Хуч и Черри.
– Явилась наконец, – сердито пропыхтела Зайка,
подтаскивая ко мне туго набитую торбу, – молодец, знаешь, когда приехать!
Все уже сложено, упаковано, перевязано!
– Давайте помогу грузиться, – робко предложила я.
Ольга гневно блеснула глазами.
– Гениальная позиция, у тебя нужно поучиться. С одной
стороны, вроде помочь решила, с другой – делать уже нечего. Класс! Супер!
– Не злись, Зая, – заорала Манюня, – мусик все
разберет.
Я оглядела шеренгу машин, попыталась пересчитать сумки,
сбилась со счета и пришла в ужас.
– Мне одной придется вещи по местам раскидывать? С ума
сошли! Вы что, весь дом прихватили?
– Только самое необходимое, – пояснила Машка, –
без чего никак не обойтись.
Я ткнула пальцем в довольно большой скелет собаки, стоящий
на крыше «БМВ».
– Эти кости тоже нужны?
– Муся, – возмутилась Маня, – без Джона никуда.
Надо же! Оказывается, скелетище кличут Джоном! Ей-богу,
каждый день я узнаю что-то новенькое.
– Ты никак недовольна, – прищурилась Ольга, –
по-моему, это как раз справедливо. Мы складывали, тебе разбирать.
– Но вас-то четверо, а я одна!
Маня скривилась.
– От Кеши с Дегтяревым никакого толка, лишь под ногами
мешались. Оттянут одну сумку – пойдут чай пить, отволокут вторую – есть
попросят.
– Эй, – высунулся из джипа Аркадий, – сколько
можно языками чесать, сели и поехали, еще распаковываться предстоит.
Глава 6
Дорога заняла меньше пяти минут. Кавалькада машин
притормозила у ворот, сделанных из сетки рабицы.
– Калитки нет, – резюмировала Маня.
Мы вкатились во двор, бросили машины около крошечного,
покосившегося строения и стали топтаться на месте.
– Где дом? – спросил Дегтярев.
– Насколько я поняла, в глубине сада, – ответила
Зая, – вон тропинка.
– Это что такое? – Маня ткнула пальцем в деревянную
развалюху.
– Сарай, наверное, – предположила Зайка.
– Маленький слишком, – усомнился Аркадий, – скорей
уж собачья будка!
– Что за собака в ней живет? – захихикал
полковник. – Высота от пола до крыши метра два.
– А в ширину сантиметров семьдесят, – не сдался Кеша.
– У тебя глазомер никуда не годится, – воскликнул
Александр Михайлович, – от стены до стены тут намного больше.
– А вот и нет.
