С таким субъектом, как Киса, бесполезно беседовать серьезно.
Это все равно, что объяснять младенцу интегральное исчисление.
– Вот только я никак не додумаюсь, каким образом пистолет к
часам присобачить, – поделился горем Киса.
В этот момент в сарайчик с озабоченным видом прошмыгнул Хуч.
Сначала он деловито обнюхал стол, раскладушку, а потом, потрусив в угол,
принялся яростно скрести лапами грязный линолеум. Оттуда донеслось тихое, едва
слышное постанывание.
– Чего это с ним? – удивился Киса.
– Мышь учуял, – ответила я, потом подошла к Хучу и
выставила недовольно сопящего мопса за дверь.
– Так что у вас в доме? – оживился Киса. – Чего-то
случилось? Только скажите, я поправлю. А если не нравится, то съезжайте, не
сомневайтесь, я мигом денежки верну.
– Ерунда, – ответила я, – сами справимся и никуда
не двинемся, пока дом в Ложкине не отремонтируют.
Глава 21
Безрезультатно пытаясь поссориться с Кисой, я потеряла много
времени, поэтому домой к Люсе попала лишь около четырех. С другой стороны, это
было хорошо. Утром бойкая пожилая дама, мало похожая на старушку, могла пойти в
магазин или на рынок. А сейчас небось она уже дома, готовит ужин для любимой
дочурки и смотрит одним глазом в телевизор.
Но, несмотря на радужные ожидания, дверь мне никто не
открыл. Я спустилась вниз и устроилась на скамеечке, где уже сидели две женщины
с вязаньем в руках. Прервав свой разговор, они недовольно глянули на меня,
сморщились, но ничего не сказали и продолжили беседу.
– Форонины машину купили, – заявила одна.
– Так чего странного, Татьяна, – вздохнула
вторая, – он же в институте работает, в этом, как его, ну, юридическом.
– Знаю, – кивнула Таня, – вот поэтому я и
удивилась. Ты, Олеся, хоть представляешь, какие у них зарплаты? Чистые слезы. И
откуда собака… Должны бы с голоду подохнуть. Ан нет! Упакованы по шею, мебель
новую приобрели, холодильник…
Олеся с жалостью посмотрела на Таню.
– Твоя наивность прямо умиляет. Взятки он берет за
вступительные экзамены, отсюда и кайф.
Таня разинула рот.
– Да ну? Откуда ты знаешь?
Я вытащила сигареты, закурила и перестала прислушиваться к
их беседе. В каждом доме обязательно найдется несколько самозабвенных сплетниц,
проводящих весь день-деньской у подъезда.
– Девушка, – весьма недовольно окликнула меня
Таня. – Здесь нельзя курить.
– Почему? – искренне удивилась я. – Детей
поблизости нет, знака с перечеркнутой сигаретой тоже.
Таня поджала губы, а Олеся мигом отреагировала:
– Ступай отсюда, эта лавочка только для жильцов!
Вообще-то мне не следовало обращать на нахалок никакого
внимания. Скамейка во дворе не является частной собственностью, но я не люблю
скандалить, даже с неприятными людьми, поэтому спокойно ответила:
– Ну, не совсем я здесь и чужая. Приехала в гости к Людмиле
Сергеевне, Настиной маме. А Люся куда-то усвистела, небось в магазин подалась,
вот и жду ее.
Таня и Олеся переглянулись, а потом в один голос
воскликнули:
– Вы ничего не знаете?
По моей спине побежал холодок.
– Что?
– Люсю увезли в больницу, – сообщила Олеся.
– Когда? – ахнула я. – Что с ней? Инфаркт?
– Уж лучше скончаться, чем такое, – вздохнула
Таня, – не в больницу ее поволокли, а в клинику психиатрическую, в дурку.
Где-то около полудня, я как раз из химчистки шла, гляжу, Олеся сидит, ну и
остановилась поболтать…
Я, не перебивая, слушала ее. Татьяна, очевидно, больше всего
на свете любит почесать языком, поэтому, начисто забыв о том, что муж ждет из
химчистки брюки, она устроилась возле подружки и принялась самозабвенно
сплетничать о других жильцах. И тут к подъезду подкатила «Скорая помощь».
Врачи ушли в дом, а водитель встал возле автомобиля и
закурил. Татьяна и Олеся мигом забросали его вопросами. Шофер тоже оказался из
породы болтунов и охотно рассказал им все.
Работает он на перевозке психически больных. Клиника,
которой принадлежит машина, частная, дорогая, не всякому по карману поместить
туда родственника. Сюда он прибыл за пожилой женщиной, у которой болезнь
Альцгеймера. Больная не буйная, даже, наоборот, тихая, опасности для окружающих
не представляет, но эта болезнь вещь неприятная, человек постепенно теряет
память, забывает, как его зовут, где он живет. Вылечить несчастного нельзя…
Дальше водитель договорить не смог, потому что из подъезда
вывели Людмилу Сергеевну. За ней шла Настя с чемоданом в руках. Врачи начали
усаживать старушку в машину, дочь спокойно наблюдала за процессом. Олеся не
выдержала и довольно ехидно осведомилась у Насти:
– Куда же ты Люсю отправляешь?
– Надоело небось со старухой возиться, – тут же влезла
в разговор Таня, – оно и правильно, свою жизнь устраивать пора!
Настя сердито глянула на сплетниц.
– Делать вам нечего, за всеми следите! Я в отпуск через пару
дней уеду на море. Маме одной не прожить, вот я и пристроила ее временно в
клинику неврозов. Хорошее место, за городом, очень дорого. Вы бы, дамы, лучше
своими семьями занялись, а не в чужие носы засовывали.
С этими словами она нырнула в машину и уехала.
– Название больницы Настя не сказала?
– Нет, – ответила Таня, – наврала все.
– Что? – не поняла я.
– Ну про отпуск, – пояснила она. – Настя вечно по
командировкам мотается, какие-то цветочки собирать ездит. Можно сказать, по
всему миру катается.
– Да уж, – перебила Олеся, – повезло, слов нет!
Кто бы мог подумать, что из-за такого говна ее станут по всем странам возить!
Очевидно, заметив мое удивление, сплетницы кинулись
просвещать меня.
Настя ботаник, работает в научно-исследовательском
институте, который изучает всякие ромашки, незабудки и крапиву. В общем, на
взгляд домовых кумушек, занимается абсолютно зряшным делом.
– Какой смысл траву в микроскоп разглядывать? –
искренне недоумевала Таня. – Чего нового узнаешь? Ну, зеленая она.
Но больше всего их поражало, что Настя регулярно за счет НИИ
ездила в командировки, причем в такие страны, куда сама ни за что не
отправишься, потому что это больно дорогое удовольствие, на один билет тысячи
уйдут.
