— Мы договорились, что рассчитаемся, — сказал Виктор, снова отводя глаза к окну. — Из будущих поставок.
— Из каких это будущих поставок? — с явным удовольствием спросил Корецкий. — Вы и дальше собирались обманывать государство? Разбазаривать бюджетные деньги? Вы что думаете, я не в курсе вашей аферы с компенсацией таможенных платежей? Между прочим, уже имеется запрос прокуратуры — что это за компенсации и почему все расчеты ведутся через неизвестно какой банк. А высшую меру за хищения в особо крупных размерах никто еще до сих пор не отменил. Это вам известно?
Сысоев промолчал. Ему очень хотелось запулить чем-нибудь тяжелым в голову этому шуту, начальник которого как раз и пропихивал президентский указ по льготам, но Виктор терпел, понимая, что от дыры в голове собеседника его положение не улучшится.
— Короче, так, — сказал Корецкий, не дождавшись ответа. — За вами должок. Три миллиона. Мы еще потом разберемся, что это у вас за счета в Европе, откуда они взялись и все такое, а вот три миллиона чтобы к понедельнику были. Мне прекрасно известно, что вы их можете сюда принести и вот на этот стол положить. Наличными. Так и передайте Платону Михайловичу. И Ларри Георгиевичу. И Марку… как его… Цейтлину. Привет им, скажите. От полковника Корецкого.
— Я могу идти? — спросил Виктор, вставая. Корецкий махнул рукой.
— Идите. Вас проводят до ворот. А я с вами прощаюсь. До понедельника.
От Кремля до офиса на Метростроевской Сысоев шел пешком. Он ожидал чего угодно, но только не такого наезда. По сравнению с той информацией, которая оказалась в руках у Корецкого, требование выплатить три миллиона наличными представлялось совершенно несущественным. И надо полагать, этот сукин сын вывалил на стол далеко не все, что у него есть в запасе. Главное — он делает свои пакости прямо-таки с садистским удовольствием, можно сказать, с пионерским азартом. Неужели до сих пор помнит ту старую историю с Викой? Сволочь, какая сволочь! И ведь не успокоится, пока не угробит «Инфокар». Как хотелось бы узнать, что еще у него в папке…
Стоп! Виктор резко остановился, пропустив мимо ушей ругань прохожего, налетевшего на него сзади. Какие бумаги показывал Корецкий? Платежную инструкцию по переводу денег Штойеру. Акт о состоянии взаиморасчетов. Что-то еще. Да! Сами расчеты, которые он и Пасько выверяли, сидя на конспиративной даче под Серпуховом.
Что-то было с этими расчетами… Паша с Герой жарили шашлыки. Они уже дважды кричали — кончай, ребята, идите сюда, мясо стынет, водка греется. Пасько стоял у окна. А он, Виктор… Он переписывал страницу с расчетами, потому что на даче не было ксерокса, а ему был нужен свой экземпляр, чтобы без спешки проверить все в конторе. Помнится, у него закончилась паста в ручке, тогда Пасько дал ему синий карандаш и сказал — черт с тобой, оставь мне карандашную копию, потом разберемся. Именно эту карандашную копию только что, не давая в руки, показал ему Корецкий.
Но если дача сгорела вместе с Герой и со всеми бумагами в сейфе, то откуда у Корецкого эта страница?
Империя наносит удар
— Почему вы считаете, что это так важно? — недоуменно спросил Федор Федорович. — Мало ли откуда мог взяться оригинал документа.
— Поймите, — объяснял Виктор, — они же специально держали все в сейфе на даче. Паша у себя на Старой площади ничего не хранил. И бумаг с собой не возил.
То есть возил, но только в одну сторону — на дачу. В газетах писали, что все бумаги в сейфе сгорели. А этот листок Пасько туда при мне клал. Он физически не мог уцелеть.
— Неубедительно, — пожал плечами Федор Федорович. — Там расчеты по вашим долгам. Беленький ведь тоже должен был отчитываться. Он вполне мог взять эту чертову бумажку в Москву.
— Мог, — согласился Виктор. — Но что-то здесь не так. Я сейчас точно не помню, но, кажется, остальные документы, которые Корецкий мне показывал, тоже были не копии, а оригиналы. Я на эту бумажку обратил внимание только потому, что она написана синим карандашом. Если у Корецкого в руках оригиналы, то это значит, что Паша весь архив перевез в Москву. А что же тогда сгорело в сейфе?
Федор Федорович посерьезнел.
— И вправду интересно. Ладно, попробую поспрашивать.
Следствие по делу о сгоревшей даче ни шатко ни валко вела прокуратура области. После того как знакомые Федора Федоровича начали задавать вопросы, в прокуратуре взъерошились, решили, что невредно было бы прикрыть задницу, и с радостью воспользовались ненавязчиво сделанным им предложением привлечь к следствию коллег из военной прокуратуры. Все-таки рядом воинская часть, танк угнали именно оттуда, и есть серьезные основания полагать, что между трупом на даче и двумя трупами в джипе есть какая-то связь. Так в состав следственной группы вошел некто Аксинькин. Следователь Аксинькин носил задрипанный старый костюмчик непонятного происхождения, в холодную погоду надевал под пиджак малиновую кофту, а над влажным от напряжения мысли лбом топорщился непокорный желтый хохолок.
Недуг у Аксинькина тоже был старый. И в перестройку, и в капиталистическую эпоху следователь страдал алкоголизмом.
Болезнь прогрессировала. Аксинькин напивался часто и, будучи в соответствующем состоянии, вел себя буйно и шумливо. Начальство, хотя и измученное его непотребными выходками, было вынуждено терпеть, потому что чутье у Аксинькина было отменное, следовательским ремеслом он владел как никто и потрошил самых тяжелых клиентов, словно цыплят. Если он позволял себе нечто совсем уж несуразное, его отправляли проветриться в санаторий. Аксинькин возвращался оттуда присмиревший, неделю-другую пахал, как вол, потом дело доходило до получки, и все начиналось сначала.
За возможность откомандировать Аксинькина в область его начальство ухватилось с радостью. Дня два назад он, во время ночного дежурства, слегка перебрал, нашумел и даже запустил табельным пистолетом в заместителя начальника службы внутренней безопасности. Дошло до наручников. На санаторий, из-за нехватки фондов, денег не было, поэтому Аксинькину выписали суточные и сплавили буяна с глаз долой.
Перед отбытием к месту назначения Аксинькина пригласили в кабинет его непосредственного начальника и предложили побеседовать с незнакомым товарищем.
Тот угостил Аксинькина сигаретой, щелкнул зажигалкой и сказал:
— Я с вами, товарищ, буду говорить откровенно. Следствие есть следствие, порядок мы все знаем. Но есть один момент. Если заметите что-нибудь странное, не откажите в любезности… Проинформируйте. Есть причины, по которым мы не можем этим сами заниматься. Вот мой телефон. Звоните в любое время.
Аксинькин покосился на своего начальника. Тот стоял у окна и делал вид, что внимательно изучает пробегающие по улице машины. Аксинькин подумал немного и кивнул. На связь он вышел уже в середине следующего дня.
— Товарищ подполковник, — сказал Аксинькин трезвым голосом, — можно попросить этого… с которым вчера виделись… тут малость помочь надо.
— Объясни, в чем дело, Леша, — поинтересовался начальник.
