Попыток вторжения в деятельность Марии было еще немало, но она отражала их с той же решительностью и эффективностью. Вряд ли Мария отдавала себе в этом полный отчет, но чем больше проходило времени, тем необходимее для нее становилась близость к Платону, не имеющая никакой интимной основы, не подкрепленная материальными благами, не влекущая за собой даже эпизодических деловых встреч. Если в течение дня Платон долго не звонил в офис, чтобы скороговоркой справиться, как дела, и дать несколько поручений, на щеках у Марии загорались красные пятна, голос становился резким и неприятным, и попадаться ей на глаза в эти минуты было опасно.
Проще всего объяснял перемены в ее настроении Марк Цейтлин, который в таких случаях обычно говорил, пожимая плечами:
— Бесится баба. Обычное дело — ее трахать некому. Вот она и сходит с ума. Ей бы найти кого-нибудь, вот с таким членом, и все было бы в порядке.
Однако простые объяснения не всегда оказываются верными. При инфокаровском режиме работы с личной жизнью у всех было не очень. А у Марии, при канувшем в неизвестность муже, хуже, чем у других. Иногда, во время коротких отпусков, у нее завязывались курортные романчики, но они так ничем и не кончались и приносили мимолетное, скорее моральное, чем физическое удовлетворение, потому что после первой же ночи Мария начинала откровенно тяготиться партнером. Вряд ли даже она сама отдавала себе отчет в том, что ее «я», перекипев в алхимическом инфокаровском тигле, попросту сублимировалось в насущную, требовательную и всепоглощающую потребность служения, конечной целью которого было бы полное слияние с человеком, олицетворяющим ныне весь смысл ее существования, — слияние не физическое, не плотское, но духовное, не подвластное ни времени, ни внешнему миру и не обремененное низменными человеческими страстями — страхом, жадностью или ревностью.
Мария с удивлением обнаруживала, что, когда Платон, поглощенный важными государственными или коммерческими делами до полного забвения, поручает ей срочно связаться с какой-нибудь очередной Эммой или Кларой, послать машину, забрать эту Эмму из косметического салона и привезти в ресторан, или же оформить швейцарскую визу, купить билет, провести через депутатский зал и проследить, чтобы Клара точно вылетела к нему в Лозанну, то она, Мария, которой, с учетом прошлого, полагалось бы испытать если не злость, то по крайней мере обиду, воспринимает поручение с какой-то непонятной радостью, чуть ли не с восторгом. Она встречалась с ослепительными длинноногими красавицами, подолгу разговаривала с ними, выслушивала интимные откровения, давала советы…
И оставалась лучшей подругой Эммы, даже когда ей на смену окончательно и бесповоротно приходила Клара. И не переставала общаться с Кларой, когда появлялась Элина.
Может, в этом было что-то противоестественное, но в калейдоскопической смене платоновских подруг Мария видела чуть ли не основу все усиливающегося единения между собой и Платоном. И чем больше было этих подруг, тем меньшую потребность ощущала Мария в налаживании своей собственной личной жизни.
Марк, будучи человеком сугубо земным, конечно же, ошибался, объясняя вспышки темперамента причинами физиологического характера. Все было куда сложнее. Именно эта сложность привела к тому, что, захватив полностью все деловые контакты Платона и осуществляя регулярное руководство его личными связями, Мария стала самостоятельно расширять круг его знакомств. Теперь уже девочки стали попадать в постель к Платону только через нее. Хотя сам Платон об этом, скорее всего, и не догадывался.
Ее знали во всех модельных агентствах. Она находила время, чтобы приезжать на просмотры и конкурсы, куда со всей страны стекались девочки в поисках славы и выгодного мужа, тихо садилась в углу, доставала блокнот и делала пометки.
Затем подолгу беседовала с возможными кандидатками. Беспощадно отсеивала непригодных. А тех, кого в результате выбирала, приближала к себе, шлифовала, давала не подлежащие обсуждению советы и наконец приводила на какой-нибудь прием, на котором должен был появиться Платон. Видя, как загораются его глаза, как он, отставив недопитую рюмку, начинает с мальчишеской застенчивостью протискиваться в сторону новенькой, Мария испытывала чувство, близкое к экстазу. А когда, в конце вечера, Платон увозил с собой ее творение, ошалевшее от неожиданно свалившегося счастья, Мария явственно ощущала, что это она сама сидит с ним сейчас на заднем сиденье «мерседеса», и у нее радостно перехватывало горло от ожидания того, что сейчас — через какие-то полчаса — должно произойти.
Именно это Марк и имел в виду.
Именно это Мария ему и обещала.
Ультиматум
Встреча с Фрэнком Эл Капоне оказалась очень непростой. Этого, впрочем, и следовало ожидать.
Началось с того, что Фрэнк категорически отказался входить в клуб в одиночку. С ним было пять человек — два кавказца и три славянина — огромные, накачанные, с торчащими из-под пиджаков рукоятками пистолетов. Когда Ларри вышел на шум, обстановка в холле уже накалилась. Фрэнк стоял у зеркала в углу и неторопливо причесывался, а две противостоящие группы вооруженных людей — сопровождение Фрэнка и инфокаровская служба безопасности — угрожающе рычали друг на друга.
— Выйдем, — предлагал начальнику смены кавказец, держа руку у пояса, — давай выйдем отсюда, я с тобой сейчас разберусь. У тебя три жизни, да?
Ларри, сделав своей охране чуть заметный знак и лучезарно улыбнувшись, пошел по направлению к Фрэнку, раскрывая объятия. Фрэнк отвернулся от зеркала и тоже заулыбался.
— Ларри Георгиевич? — утвердительно спросил он. — Салям алейкюм, уважаемый. Столько слышал, очень рад познакомиться.
— Мы встречались, — ласково напомнил Ларри, обнимая гостя. — Два года назад, в Саратове. На свадьбе у одного человека.
— Правильно! — Фрэнк осторожно хлопнул себя по голове. — Совсем плохая память стала, просто никуда. Все забываю, ничего не держится. Пора на покой, поеду на родину. Вот только бизнес передам партнерам, — он махнул рукой в сторону сопровождавших его людей, — и сразу же поеду…
Ссылаясь на то, что без «партнеров» он никаких разговоров вести не может, Фрэнк наотрез отказался от единоличной встречи с Платоном. А на доводы Ларри — мол, здесь не принято беседовать с оружием в руках, — резонно возразил, что есть и другие места, где к этому относятся намного спокойнее.
— Уважаемый, — сказал Фрэнк, — ты же знаешь, у нас на Кавказе оружие — первое дело для мужчины. Без штанов можно на улицу выйти, без пистолета никак нельзя. А твои шумят, кричат, требуют оружие сдать. Обидно, понимаешь.
— Эти тоже, что ли, кавказцы? — с уважением отнесясь к народным обычаям, спросил Ларри, кивая в сторону возвышающихся под потолок русских богатырей. — У них вроде бы и папы, и мамы русские.
Фрэнк рассмеялся дребезжащим голоском.
— Так тоже часто бывает, — пошутил он. — Папа русский, мама русская, а сам — кавказец.
Ларри по достоинству оценил юмор собеседника, но впускать во внутренние помещения клуба вооруженных до зубов «партнеров» отказался категорически.
