Ларри пошевелил рукой, и штырь снова показался на свет.
— Удобная вещь. Если шпагой ткнуть или кинжалом, то часто застревают — приходится с силой вытаскивать. Время теряется. То же и сабля. Застревает в человеке. А это — нет. Входит, как в воду, и выходит так же.
— Стол-то зачем уродовать? — неодобрительно спросил Федор Федорович.
Ларри махнул рукой.
— Старье! Это все скоро пойдет на помойку. Сейчас разберемся с Заводом, начнем новую жизнь. Другой стол купим. Так о чем вы хотели поговорить?
Федор Федорович сел за изуродованный стол и отхлебнул чаю.
— Я, Ларри, собрался уйти. Вот об этом и хотел поговорить.
Ларри помолчал.
Потом искоса взглянул на Федора Федоровича.
— А чего же говорить-то? Собрались — и собрались. Нам что-то решить надо? С машиной? С квартирой у вас вроде бы все в порядке.
— Это вы зря. Мы же друг друга не первый год знаем. И вы прекрасно понимаете, в чем дело. Правда ведь?
Ларри подумал и кивнул.
— Пожалуй. Я только вот что не понимаю. Почему вы со мной переговорить решили? Вы что, хотите меня от чего-то отговорить? Или просто свой гуманизм продемонстрировать? Ничего, что я так прямо?
— Сколько-то времени назад, — медленно сказал Федор Федорович, — ко мне пришел Сережа Терьян. Посоветоваться. Он, как человек интуитивный, с первого дня что-то такое почуял и встревожился. И вопрос мне задал — странный. Не знаю ли я, что ему не нравится.
— А вы ему что сказали?
— Сказал, что прекрасно знаю. Ему не нравится, что ваша замечательная дружная компания тоже подчиняется законам природы и общества. И вы можете друг друга любить, уважать и как угодно облизывать, но будет все, как в книгах написано. Я ему даже предложил тогда рассказать, чем все закончится.
— А он что?
— Он, по-моему, испугался. Сообразил, что ничего хорошего не услышит. И сказал, что не надо. Я потом много раз думал о том, что не испугайся он — может, и жив остался бы.
— Так вы и сейчас знаете, чем все закончится? — спросил Ларри. — Может, мне скажете?
Федор Федорович пожал плечами.
— Вы прекрасно понимаете, о чем речь, не правда ли? Мы-то с вами можем не лукавить.
— Вы знаете, что я собираюсь делать?
— Знаю.
— И вы, конечно, с этим не согласны?
— А вот этого я не говорил. Платон Михайлович должен вернуться в Москву. И его безопасность должна быть гарантирована на сто процентов. Здесь у нас с вами полное единодушие.
— Это хорошо, — признал Ларри и с шумом выпустил дым. — Это хорошо, что у нас единодушие. А как вы себе представляете стопроцентную безопасность? Вы же специалист, должны понимать, что она не охраной обеспечивается. Безопасность есть тогда, когда каждый индюк и подумать не смеет, чтобы выкинуть что-нибудь этакое. Когда только за одну такую мысль голову откручивают. Вы там про законы общества что-то говорили? Не так ли?
— Предположим.
— Да не предположим, а только так. Есть только один путь. И вам он известен. Напал — получи. Украл — получи. Предал — получи вдвойне. Иначе будут и предавать, и нападать. И воровать будут. И здесь никакой меры быть не должно. Кроме высшей. Вы не забыли, в какой мы стране живем? У нас, если не будут бояться, завтра же начнут о тебя ноги вытирать. Что, не согласны?
Федор Федорович невесело улыбнулся.
— Как я могу быть не согласен? Я это тоже проходил. Школа известная. Мне просто не хочется присутствовать при том, что должно произойти. С неизбежностью должно произойти, поймите меня. Я не про эту историю — с Фрэнком или с Корецким. Я про СНК. Мы ведь знаем, кто придет с предложением, правда? Но главное даже не в этом — я не хочу быть свидетелем того, что случится, когда вы наконец-то всех победите…
— А вы не сомневаетесь, что мы победим?
— Нет, конечно! Победите и возвыситесь, как никогда ранее. Вот поэтому я и хотел бы отойти в сторону.
— Ха! — улыбнулся Ларри. — Не рано ли, сегодня-то? Нам еще драться и драться.
— Не рано. Самый раз. Потом ведь как будет: кто не с нами, тот — что?
— Правильно. Тот против.
— Вот именно.
— Ладно, — сказал Ларри, улыбаясь еще шире. — Будем считать, что поговорили. Так у вас просьба есть? Слушаю.
— А вы не догадываетесь?
— Как не догадываться! О таком деле люди никогда прямо не говорят. Виляют вокруг да около и глаза прячут. Вы пришли просить меня, чтобы я простил предателя. А вы бы простили? Если бы вы были на моем месте, а не собрались уходить?
— Нет, не простил бы. Я бы его выгнал, с позором…
— Ага! Из партии исключили бы, — кивнул Ларри. — Квартальную премию не выдали бы. Осудили бы на профсоюзном собрании.
Он перестал гипнотизировать Федора Федоровича взглядом, откинулся в кресле и уставился в потолок.
— Удивляюсь я вам, Федор Федорович, — произнес Ларри, и в речи его отчетливо прорезался акцент. — Очень удивляюсь. Вы — человек тертый, такую школу прошли… С нами познакомились, когда мы еще пацанами были. Учили нас всему. Я вас очень уважал. И сейчас уважаю. Но вы себя ведете… как сказать… словно профессор какой-то… словно умник… Вы поймите. Мы с Заводом были партнеры. На равных. У них производство, у Платона мозги. Гениальные мозги. На сто заводов хватит. А теперь у нас непонимание получилось. Они хотят нас вышвырнуть. Как щенков. Мы такое можем позволить? Никак не можем. Что мы должны делать? Мы должны из равного партнера стать старшим. Чтобы им такие глупые мысли больше в голову не приходили. Чтобы ни один идиотский дурак и помыслить не мог без нас что-то делать. Вы задачу понимаете? Вы скажите честно, понимаете или нет? И что — если мы тут будем… общественные порицания выносить — мы эту задачу решим? Нет, не решим. А когда мы решим эту задачу? Когда меры будут — адекватными. Нельзя гвоздь веником забивать.
— Вы считаете, что в данном случае адекватны только крайние меры?
— Не считаю, дорогой. Уверен.
— И все-таки. Давайте так… Мне вам возражать трудно. Как я уже сказал, школа у меня хорошая. Я вас только попросить хочу… Если будет хоть какая-то возможность, хоть минимальная… Дайте ему шанс.
Ларри задумался надолго. Потом сказал:
— Не могу обещать, Федор Федорович. Если обещаю, буду все время думать — есть возможность, нет возможности. Так нельзя. Давайте я вам другое обещаю. Если он — пусть в самый последний момент — передумает и не придет, пусть будет по-вашему. Хотя это и не правильно.
— Спасибо. — Федор Федорович с трудом поднялся. — Ну что ж, будем прощаться?
— Погоди! — Ларри развел руками. — Так не делают!
Он пошарил в ящике стола и достал тяжелую деревянную коробку.
