— Просто… — Платон поглядел на захлопнувшуюся за Ахметом дверь. — Я тут посоветовался… в том числе и с Ларри… Деньги из банка уже скачали. Там пусто, и векселя эти ни гроша не стоят. А Фрэнк… «Крыша» — «крышей», но свой независимый бизнес он все же имеет. Завтра буду точно знать — какой. И сделаю ему предложение. Либо он с этого бизнеса со мной рассчитывается, либо я его же собственной «крыше» большую услугу окажу. Им объяснят, откуда берутся бабки, за которые Фрэнк себе коттеджи и баб покупает. Нормально? Кроме того, я хочу по полной программе наехать на банк. Через РУОП, через прокуратуру, через КРУ Минфина. А он должен обещать, что его люди будут соблюдать нейтралитет. Затем мне и нужна встреча.
— Почему вы думаете, что он согласится?
— Потому. У него есть бизнес, про который знают только он и Корецкий. И он отстегивает Корецкому процент — маленький-маленький. Если я этот бизнес засвечу, маленький процент превратится в большой. А бизнес окажется под колпаком. Правильно я говорю, Федор Федорович? Кроме того, в скачанных трех миллионах у Фрэнка есть доля. Я ее оцениваю примерно в полмиллиона. Он ведь должен понимать, что эти деньги он взял у меня. Разве нет?
— Логично. А если он сообщит о встрече Корецкому?
— Зачем ему это? По личному бизнесу Фрэнка Корецкий состоит у него же на жалованье. Значит, прикрытия конторы нет. Чем ему Корецкий поможет? Да и самому Васе раскрытие карт невыгодно. У него зарплата кончится. По правилам, все верно. Они взяли наши бабки. Отдали известно кому. Теперь рассчитаются своими. Впредь будут знать, с кем стоит связываться, а с кем нет.
Федор Федорович надолго замолчал. Видно было, что пока он ужинал, Платон провел серьезную работу по сбору информации. И предложенная им стратегия была логически безупречна. Поэтому Федор Федорович вынул из внутреннего кармана пиджака авторучку, нацарапал на листе бумаги семь циферок и сказал:
— Позвоните по этому номеру. Попросите Фрэнка Мамедовича. Скажите, что номер Аркадий дал. Все, что могу.
Уже возвращаясь домой и глядя на начинающее светлеть небо, Федор Федорович вспомнил строки Андрея Вознесенского про загадочный и опрокидывающий все расчеты «скрымтымным», и ему стало несколько не по себе.
Ибо, несмотря на убийственно точную логику Платона, в душе Федора Федоровича гнездилось смутное понимание, что «скрымтымным» должен где-то проявиться.
Рассказ о печальном Пьеро
— Так, — сказал Платон. — Быстро рассказывай. Где у нас чего.
Мария разложила на столе веер из паспортов и билетов и открыла свою черную книжечку.
— Вылет в Сан-Франциско завтра. Туда вы прилетаете в шестнадцать пятнадцать, сразу из аэропорта едете в гостиницу, в восемнадцать ровно ужин с МакГрегором. В семь пятнадцать утра самолет в Лос-Анджелес. Там вас встречает Ларри, вы обедаете в Голливуде и последним рейсом…
— Во сколько последний рейс? Ты время называй!
— В половине седьмого. Ночуете в Нью-Йорке. Вот номер заказа в «Шератоне». Вот нью-йоркский номер Григория Павловича, ему надо позвонить сразу же, как приземлитесь. Он скажет, когда самолет в Детройт. В Детройте у вас переговоры весь день…
— В какой день? В какой?
— В среду. В четверг утром вы вылетаете «Дельтой» в Турин.
Платон шумно выдохнул воздух и стукнул по столу ладонью.
— Какой, к черту, «Дельтой»? Я тебя третий раз прошу — называй время. Ничего не понимаю…
— Это… это… — у Марии задрожал голос, — в восемь ноль-ноль. В Турине вы просто ночуете, потом вас ждет самолет с Завода, будет часовая посадка в Москве, и сразу же на Завод.
Платон обхватил голову руками и о чем-то задумался.
— Класс! — наконец подвел он итог. — Класс! Склеилось. Ты чего? — спросил он, взглянув на Марию.
— Все нормально, — ответила Мария. — Порядок. Вас приехать проводить?
— Да не нужно, — отмахнулся Платон. — Все примерно понятно. Знаешь что? Ты положи билеты и прочее в большой конверт, в коричневый… И бумажку туда запихни, напиши все, что сказала. Я разберусь. Ладно?
Когда Мария повернулась, чтобы уйти, он вдруг окликнул ее:
— Послушай… Тебе привезти что-нибудь? А?
В голосе его зазвучали виноватые нотки. Мария помолчала, глядя на Платона исподлобья, потом улыбнулась и сказала:
— Пьеро.
— Что?
— Куклу. Такого печального Пьеро. Печального-печального. В белом балахоне и с черными бровями.
Платон расхохотался:
— А веселый Пьеро бывает?
— Нет, — ответила Мария. — Веселого Пьеро никогда не бывает. Он бывает только печальный.
— Ладно, — согласился Платон и черкнул что-то на бумажке. — Пусть будет Пьеро. Договорились.
За весь перелет Платон вышел на связь только однажды, причем Мария не сразу поняла, с какого побережья он звонил. На часах было половина четвертого утра.
— Привет, — сказал Платон, и по голосу Мария поняла, что он немного выпил. — Как дела?
— Все в порядке, — отчиталась Мария, подтягивая сползшее на пол одеяло. — Ждем вас.
— Ага! Дай мне быстренько кого-нибудь из девочек.
— Платон Михайлович, девочек нет.
Платон мгновенно взвился.
— А где все? Что у вас там происходит?
— Ничего не происходит. Просто у нас половина четвертого утра.
— Ох ты! — расстроился Платон. — Совершенно из головы вылетело… Я тебя разбудил? Извини, ради бога. Извини.
Мария промолчала.
— Да, — сказал Платон. — Я скотина. Ладно. Я потом позвоню. Кстати… Знаешь что?
— Что?
— Я про куклу твою помню. Про Пьеро. Правда.
— Спасибо, — ответила Мария. — Но это вовсе не обязательно.
— Ладно. Разберемся. Все, обнимаю тебя. Днем позвоню еще.
Днем Платон не позвонил. Прорезался он, только когда заводской самолет приземлился в Москве.
— Послушай, — сказал он Марии. — Я с охраной передам записку. Ты сделай все, что там написано, а потом убери к себе в сейф. И тебе будут нужны деньги. Возьми у Мусы пять тысяч. Ладно? Лучше шесть! Точно! Возьми у него шесть тысяч. Я прилечу послезавтра, надо, чтобы все уже было.
Весь день Мария выколачивала из скрывающегося от нее Мусы деньги, к вечеру он сдался и вручил ей четыре тысячи.
— Что он с ними делает? — раздраженно спросил Муса. — Я ему в Штаты дал семь штук, сейчас к самолету три отправил. Теперь еще шесть. Что я их — печатаю, что ли?
Мария одолжила тысячу у Сысоева, доложила еще тысячу своих и только тогда добралась до записки. Каракули шефа она умела разбирать лучше других, но иногда платоновский почерк ставил в тупик даже ее. С огромным трудом Марии удалось понять, что Платон поручил ей срочно купить большой шелковый платок от Диора, лучше с геометрическим рисунком, маленькую черную дамскую сумочку — самую дорогую, какая попадется, — и парфюмерный женский набор «Картье».
