Повесив трубку, Элеонора Львовна выбралась из кресла и, не произнеся ни слова, направилась к двери, маня Платона рукой. Он двинулся за ней.
— Он мне сказал, — шепотом произнесла Элеонора Львовна, когда они оказались в коридоре, — переверните объективку!
— А что это значит? — тоже шепотом спросил Платон. Объективкой называлась одна из многочисленных бумаг, которые он заполнял, — своего рода мини-анкета на одном листе. Платон хорошо помнил, что на обратной стороне ничего существенного, кроме сведений о близких родственниках, не содержалось, а с родственниками у него вроде бы все было в порядке.
Элеонора Львовна посмотрела на Платона с каким-то непонятным состраданием.
* * *
— Не знаю я, что это значит, — по-прежнему шепотом произнесла она, хотя в ее голосе уже прорезались официальные нотки. — Я спросила, мне ответили. И давайте считать, что этого разговора у нас не было.
Ясность внес Ларри, к которому Платон пошел сразу же от Элеоноры Львовны.
— Я тебя предупреждал — не лезь в эту историю, — говорил Ларри сквозь облако табачного дыма. — Теперь все понятно. Этот тип, замдиректора, договорился по своим каналам, что тебя проманежат ровно до того момента, когда уже ничего нельзя будет сделать. Как тот мужик называется — куратор? Если бы он утром сказал, что тебя прокатили, ты еще мог бы толкнуться туда-сюда. Вот он и прятался от тебя до вечера. В итоге — завтра все летят, а ты сидишь в Москве. И не просто сидишь, а в постоянном отказе. Ты понимаешь, что значит «перевернуть объективку»?
— Нет, — признался Платон. — Я как раз хотел у тебя спросить — что они могли вычитать на оборотной стороне?
— Да ничего они там не вычитали. И не собирались. Смотри. Я приношу начальнику важный документ. Он его читает, изучает, нюхает — я не обращаю внимания. Дальше так. Если начальник подписывает — значит, все хорошо. Если не подписывает — смотрю, как на стол положил. Лицом вверх положил — будет думать. Перевернул — значит, больше с этой бумагой к нему не ходить. Ты что, не знал про это?
— Да откуда же! — воскликнул Платон. — А почему прямо не сказать?
— Потому! — Ларри поднял вверх указательный палец. — Если подчиненному надо словами объяснять, такой подчиненный должен на стройке бетон месить, ему там прораб все как надо объяснит. Подчиненный чувствовать должен. И без слов.
Тем более что не всегда и не про все сказать можно. Теперь тебя даже в братскую Монголию не выпустят. Все будет хорошо, все скажут да, все документы сделаешь, но дальше Элеоноры бумаги не пойдут. Она умная, порядок знает. Раз объективку перевернули, Элеонора будет гноить твои документы в сейфе до второго пришествия.
Некурящий Платон вытащил из Ларриной пачки сигарету, покрутил ее в руках, сломал и бросил в пепельницу.
— Что будем делать?
— Будем пить водку. — Ларри встал из-за стола и кивнул в сторону двери. — Сейчас поедем к заводчанам, они в «России» остановились.
В коридоре Ларри обнял Платона за плечи и стал что-то шептать ему на ухо.
Шептал долго. Потом спросил:
— Понял? Будем пробовать?
— Думаешь, получится? — в свою очередь спросил Платон.
— Должно получиться. Только договариваемся так — заводчанам про твои проблемы ни слова. Если дело склеится, то к среде ты уже будешь в Милане. Вот под этим соусом все и проведем. В понедельник сделаешь так, как договорились. Если получится, я во вторник выеду в Питер.
Однако до понедельника Платон не дотерпел и в субботу позвонил ВП домой.
— А вы что, не улетели? — удивился ВП.
Платон объяснил, что возникли непредвиденные трудности, и это заставляет его просить Владимира Пименовича о совете и помощи.
— Вы знаете, где я живу? — помолчав немного, спросил ВП. — Приезжайте к четырем часам.
Когда Платон приехал, у ВП был врач. Жена Владимира Пименовича, встретив Платона, проводила его в библиотеку и попросила минут десять подождать. Платон, впервые оказавшийся у ВП в доме, с интересом осмотрелся по сторонам. Такой подборки литературы по основной тематике Института он не видел даже в институтской библиотеке. Целый шкаф с работами самого ВП. На полках — Колмогоров, Понтрягин, Беллман, Канторович, Винер, Циолковский, Бурбаки, Шеннон. Первое издание «Теории игр» фон Неймана и Моргенштерна. Платон потянулся к полке — так и есть, с дарственной надписью. И фотографии, много фотографий.
Этот, с бородой, — конечно, Курчатов. А это старик Круг. Вот еще интересный снимок — Королев и ВП в лесу на прогулке…
— Это мы с Королевым по грибы пошли, — услышал он за спиной голос ВП. — А потом заспорили и так ничего и не собрали. Пришлось пустыми возвращаться.
— Я и не знал, что вы работали с Курчатовым, — сказал Платон.
— Работал. Время тогда было серьезное. Ну, это как-нибудь в другой раз расскажу, если интересно. Садитесь. Излагайте, что стряслось.
Платон подробно рассказал обо всех событиях вчерашнего дня, умолчав только о разговоре с Элеонорой Львовной.
ВП встал из-за стола, подошел к двери, приоткрыл ее и крикнул в коридор:
— Лиза, принеси-ка нам чайку и чего-нибудь погрызть.
Потом снова сел в кресло и сказал Платону:
— Не для обсуждения, конечно, но покойник Осовский хоть и недолюбливал вас, однако никогда так себя не вел. Никогда и ни при каких условиях. Скажу вам прямо, ситуация непростая. Тут надо серьезно подумать.
Размышления академика продолжались до тех пор, пока на столе не появились стаканы с чаем, сахарница и блюдце с печеньем. Когда дверь закрылась, ВП продолжил:
— Он ведь заходил ко мне в начале недели. Понимаете, о ком я? И говорит: «Вы знаете, он очень рвется в эту поездку. Очень». Это про вас. И смотрит на меня. Я, говорит, такую ответственность на себя не брал бы.
— А он вам не передал, как мы с ним беседовали? — перебил Платон. — Он же мне прямым текстом сказал — как мне не стыдно, дескать, писать в техзадании такую чушь. А я ответил, что революций делать не хочу — мне ехать надо. Тут-то он мне и заявил, что я вроде как факт поездки ставлю выше цели поездки — или что-то похожее. И это, мол, очень подозрительно.
— А вы вообще думайте, когда с людьми беседуете, зачем и с какой целью они слова говорят, — посоветовал академик. Он откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.
— Напомните, Платон Михайлович, — сказал ВП, все еще не открывая глаз, — у вас допуск оформлен?
— По второй форме, — ответил Платон. — Уже четыре года. Тогда всем оформляли, кто в Проекте.
Академик открыл глаза.
— И еще один вопрос, вы уж извините, что задаю. Вы — меня — не подведете? Проблем не будет?
Не дождавшись ответа, ВП сказал:
— Ладно. Давайте заканчивать. Вы в понедельник на работе будете? Зайдите ко мне часиков в одиннадцать.
