Денис бросил проводника на полку напротив, сел рядом с ним и обнял за плечи.
— Остальное где, пидор беспредельный? — с интересом спросил он.
Когда Денис с «Самсонайтом» и Адриан с маленькой черной сумкой, распухшим бумажником в кармане, в куртке «Харлей-Дэвидсон» и кепке «Go Blue» уже вышли из вагона, Адриан вдруг остановился.
— Денис, — сказал Адриан, — я не понял.
— Чего ты не понял?
— Я не понял. Как они могли попасть в запертое купе?
— Я откуда знаю? Я не по этому делу.
— Как ты думаешь, Денис? Если я у них спрошу, они мне скажут?
Денис посмотрел на часы.
— Хочешь — спроси сам. Может, скажут. Только быстрее давай.
— А ты со мной не пойдешь?
Денис замотал головой.
— Тебе интересно, ты и иди. А я тут подожду. Да не бойся, не съедят. Мужики с понятием…
Казаки и проводник сидели в служебном купе и держали в руках стаканы с водкой. Закусывать, судя по всему, они собирались содержимым собранной для Адриана коробки. Увидев вошедшего, замерли.
— Тебе чего? — боязливо спросил проводник. Адриан осторожно присел рядом.
— Я хотел спросить, — начал он, — мне непонятно… Как это получилось, что вы попали ко мне в купе? Через окно, правда? Да?
На мгновение в купе воцарилась могильная тишина. Ее разорвал хриплый квакающий звук. Это хохотал казак Петро, складываясь пополам и багровея.
— Ох! — вытер он слезы, отсмеявшись. — Понравилось, значит? Решил у себя в Штатах подхимичить? Так наука, станичник, это штука такая. Коммерческая. У нас бесплатные ленинские университеты миллионов давно закончились. Понял? Ну что, корешки, — обратился он к остальным, — покажем баклану секрет рабочего мастерства? Не бесплатно. — Он поднял волосатый палец. — Не бесплатно.
Адриан решительно достал бумажник.
— Сколько?
Казаки переглянулись.
— Эх. Ну давай так. Мыльница твоя с тобой? Чего смотришь? Фотоаппарат с тобой? Дай сюда.
Петро схватил аппарат, которым перед отправлением поезда проводник фотографировал его, Мишку и Адриана, и спрятал его в карман галифе.
— Подарок от заморского гостя. Покажи ему, Семка.
Проводник достал с полки металлическую загогулину.
— Стандартный инструмент. Пассажир изнутри запрется, потом нажрется вусмерть или плохо станет. Вот этим снаружи и открываем. Смотри.
Проводник вышел из купе, закрыл дверь, что-то заскрежетало, и Адриан увидел, как металлический засов под дверной ручкой сперва поворачивается, запирая дверь, а потом поворачивается, отпирая ее обратно.
— Понял?
Адриан замотал головой.
— Нет. Не понял. Я еще запирал на эту… вот на эту.
Он показал пальцем на металлическую щеколду в левой верхней части двери.
— А! Ну это проще простого. Сейчас я дверь закрою, а ты защелкни.
Проводник снова выщел. Адриан опустил щеколду. Через мгновение чуть ниже нее из щели между дверью и стеной выползла металлическая полоска, поерзала немного, надавила на щеколду, подняла ее в исходное положение и замерла. Затем над щеколдой из той же щели вылез металлический крючок, развернулся, зацепил щеколду и снова опустил. Крючок исчез, металлическая пластина опять подняла щеколду, скрылась в щели. Дверь открылась, и проводник положил перед Адрианом изогнутую вязальную спицу и металлическую линейку.
— На. Дарим тебе. Дома пригодится.
Глава 28
«Братья Карамазовы»
На часах было двенадцать дня. В кинотеатре «Россия» шли первые две серии «Братьев Карамазовых», а у меня было навалом времени. Потому что последний зачет я сдал вчера, а до начала сессии оставалась еще неделя. Я заплатил полтинник за билет и двинулся к входу.
В этот момент кто-то сзади положил мне на плечо тяжелую руку. Я обернулся. Передо мной стоял мужичок в тулупе, белых бурках и кроличьей шапке с торчащими ушами. Узкие серые глаза с прищуром рассматривали меня в упор.
— Друг, — сказал мужичок, — я за тобой наблюдал. В кино, что ли, намылился?
Я кивнул.
— Любишь кино?
Я снова кивнул.
— Студент?
Я кивнул. Прозорливость мужичка уже начала меня волновать.
— А деньги любишь?
Деньги в романтической студенческой среде, поголовно едущей за туманом и строящей голубые города с комсомольскими путевками в карманах, любить было не принято. Поэтому я неопределенно пожал плечами.
— Нормально, — сказал мужичок. — Фарт любишь? Риск, в смысле.
Тут уже я опять кивнул. Кто же в молодости признается, что не любит риск.
Мужичок отпустил мое плечо, отступил на шаг, окинул меня с ног до головы тем же прищуренным взглядом и снова приблизился.
— Я про тебя так понимаю, — пробормотал он мне в самое ухо, — что ты мужик правильный. И кость у тебя крепкая. Придется — так три срока выдюжишь. Таких правильных мужиков мало. Поискать. Согласен со мной?
Я очень даже был согласен. Про то, что таких, как я, еще поискать. И даже насчет трех сроков мне понравилось.
— Короче, — продолжил мужичок, — мне напарник нужен. Вечером знаешь какой лом за билетами пойдет! А я тут договорился. Все билеты на вечер мои. В долю пойдешь? Впополаме со мной. На три к одному.
Денег у меня с собой не было. То есть были, но мало. Десятка и трояк. Десятки было жалко.
— Впополаме не потяну, — честно признался я.
— Сколько есть?
— Трояк.
— Давай. Кино кончится, подходи в кассы. Я там буду.
Отдавая ему три рубля, я прекрасно понимал, что больше не увижу ни этого, так полюбившего меня мужичка, ни тройного навара. Ни даже самих этих трех рублей. Но почему-то мне не было жалко трех рублей. Может, потому, что у меня была крепкая кость, и был я правильный фартовый мужик и свободно мог потянуть аж три срока.
Сеанс закончился одновременно с наступлением темноты. Я закурил и пошел по направлению к станции метро «проспект Маркса». На улице начало подмораживать. У ресторана ВТО кого-то ждали — там стояли люди в дубленках и с цветами, а рядом крутились фоторепортеры. Поравнявшись с ними, я вдруг вспомнил, что в кассах меня ждет напарник с дивидендами на мои три рубля. Я прекрасно понимал, что никого там на самом деле нет, но все же повернулся и побежал, расталкивая толпу.
Удостоверившись в ожидаемом отсутствии мужичка, а одновременно и в том, что билеты на вечерние сеансы продаются совершенно свободно и без всякого ажиотажа, я в очередной раз двинулся к метро. И вдруг позади раздался истошный крик:
