Книга Варяги и ворюги, страница 50. Автор книги Юлий Дубов

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Варяги и ворюги»

Cтраница 50

Первый же КРАЗ послушно затормозил. Высунувшийся из окна водитель вступил с Анкой в переговоры. Потом выпрыгнул из кабины с карабином в руках, передернул затвор и мотнул головой в сторону Адриана.

— Брось сюда паспорт, — крикнула Анка. — Их проинструктировали, что ночью заключенный сбежал, вот они никого и не сажают.

Под пристальным взглядом водителя Адриан вышел на дорогу, передал Анке американский паспорт и снова отступил на несколько шагов. Водитель покрутил документ, взглянул на фотографию, потом кивнул.

Первые километры тракта проходили между двумя рядами высоких сине-зеленых холмов с плоскими вершинами. Как сообшил любопытной Анке водитель, это были отвалы отработанной кимберлитовой породы из рудника.

— Сперва на фабрику вывозят, — сказал он, — там алмазы вынимают, заново загружают породу в КРАЗы и сюда вываливают. Ты не егози, не егози. Здесь уже ничего нету. Пиропы только попадаются. Знаешь это что? Маленькие такие камушки, красненькие. По цвету наподобие клюквы. Летом пацанье сидит тут, прямо как мошка, породу ковыряют. Их стрелки гоняют, но не так, чтобы очень. Не алмазы все ж.

— Дядя, — спросила Анка, — а тебе алмазы видеть-то приходилось?

Шофер покосился на нее и хмыкнул.

— Удивляюсь я, ей-богу. Чего на них смотреть? Махонькие такие, бурые. А с Большой Земли, с материка в смысле, как кто появится, так первым делом подай ему алмаз посмотреть. Хочешь глянуть, иди вон на Третью фабрику, там тебе всякое покажут. У них там музей есть. А в карьере — ежели пустят — или на тракте, ты алмаз и не углядишь.

— А их что, и на тракте найти можно? — не унималась Анка.

— Можно-то, оно, может, и можно, — согласился шофер. — Только лучше не нужно. У нас тут в кадрах всех предупреждают — увидишь камешек на земле, зажмурься и проходи мимо. Упаси Бог тебя за ним нагнуться.

— А что будет?

— А то и будет. Неделю здесь в кутузке подержат, а потом как сложится. Сможешь отмазаться — в Ленский лагерь наладят. Не сможешь — в Кандымскую зону. — Он махнул рукой куда-то вперед. — К батьке Кондрату на перевоспитание. Я вот здесь сколько трублю, только одного и знаю, кому удалось доказать, что у него умысла на покражу алмаза не было. Шел вот так-то, видит — камушек лежит. В руки взял, грязь ковырнул и заорал благим матом — алмаз! алмаз! Его тут же под белы рученьки — и в санаторий, на душевный разговор. Чего уж он там объяснял, не скажу, потому как не знаю, а сам он про это не рассказывал. Только через месяц его с конвоиром вывезли в Белое и наказали строго-настрого, чтобы в Мирный больше ни ногой. И по сей день там сидит, проезжий народ кормит.

— А как его зовут? — заинтересовался Адриан. — Лайнер?

Водитель оторвался от дороги и взглянул на Адриана.

— Слышь, — пробурчал он, — американец, ты, случаем, не шпион? Ты про нашего Мотьку откуда знаешь? Девка, ты кого тут возишь? Смотри. У нас тут строго. Это на материке у вас бардак и демократия всякая. А у нас здесь законы суровые. Резко, как говорится, континентальные.

— Да он наш, — успокоила водителя Анка. — В смысле, русский. Родственника ищет. Ему дядя Жора сказал, что этот Лайнер может знать, где его родственник. Может, ты слышал? Иван Диц.

— А! — кивнул водитель. — Немец. Комендант. Так вот вы зачем в Белое… Только пустое это. Нету Немца в Белом. Неделю уж как нету. Аккурат дней десять назад я в Белом был, видел Немца. Он дальше на север собирался. Гости за ним приехали.

— К нему, — машинально поправил Адриан. — Когда гости приезжают, то это к нему.

Водитель хмыкнул и надвинул шапку на лоб.

— Это в Америке у вас так. А у нас, если гости приезжают, то уж непременно за кем-то. Такие вот у нас гости. Особенные. За что, про что — это нам никак не известно.

— А господин Лайнер может знать, куда поехал Иван Диц? — спросил заметно расстроившийся Адриан. — Он может дать нам информацию?

— У нас тут лишнего болтать не любят, — предупредил водитель. — Захочет — скажет. Не захочет — не скажет. Хотя тебе, может, и скажет, раз ты американец. Он и сам у нас, считай, американец. Только бывший.

— Почему бывший? — заинтересовался Адриан.

Дорога была длинной, делать, как говорится, было нечего, и водитель рассказал Адриану и Анке головокружительную и печальную историю взлета и падения Моти Лайнера.

Когда-то, в далекие прекрасные времена, когда буханка черного стоила восемнадцать копеек, а бутылка белого — два восемьдесят семь, потомственный москвич Мотя Лайнер учился в институте связи и очень увлекался всякой эстрадной музыкой. Не то чтобы он ее любил слушать. Слушать он ее не любил. И исполнять не умел, потому что еще при рождении бурый русский медведь наступил ему на ухо. Но в то замечательное время советские мальчики, заболевшие иностранной группой «Битлз», поголовно начали ей подражать и вооружились семирублевыми гитарами отечественного производства. В каждой школе, на каждом факультете, при сельских и заводских клубах стали возникать вокально-инструментальные ансамбли. Но на семирублевых гитарах много не напоешь. Техника нужна. Усилители. Динамики. Другое всякое. А с техникой было плохо.

Вот тут-то и пригодился Мотя Лайнер. Оказалось, что у него золотые руки. И голова тоже золотая. Из подручных средств, закупаемых в радиоотделе Детского Мира, выковыриваемых из старых радиоприемников и приобретаемых иными, не всегда законными, способами, Мотя клепал дефицитные приспособления. Половина Москвы дурными голосами орала битловские и самодельные песни, обрушивающиеся на аудиторию с вершины Мотькиного технического гения.

В идеологическом плане все это было форменным безобразием. И еще какие-нибудь лет десять назад было бы пресечено нещадно и молниеносно. Но влажная атмосфера оттепели способствовала распространению вегетарианских нравов, поэтому лохматые крикуны практически не пострадали. А вот Моте досталось на всю катушку. Исключили из комсомола. Погнали из института. И предупредили, что ежели он, Мотя, не займется общественно-полезным трудом, за чем должен проследить участковый милиционер, то его будут судить как тунеядца и отправят куда положено.

Мотя не стал дожидаться, пока произойдет обещанное, и сбежал к тетке в Ленинград, где устроился работать в фотомастерскую. В этой самой мастерской Мотя и приумножил свой капитал, который начал сколачивать в Москве паяльником и вольтметром. Как он сам цинично признавался в кругу близких друзей, — прихожу в детский садик, таки я детей уже не различаю, только чувствую, что под ногами трояки мельтешат.

Со временем увековечение выпускных вечеров и детсадовских праздников стало Моте надоедать. Он никогда не любил рутину. Мотя подумал немного, посоветовался кое с кем и решил переключиться на фарцовку. Сперва осторожно и по мелочи, потом все крупнее и крупнее. На пике карьеры Мотя уже подходил к заходящему в порт иностранному судну на одном катере с таможенниками и санитарным врачом, снимал сливки и этим же катером вывозил их на берег.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация